Леди Тремейн. История злой мачехи - Серена Валентино Страница 9

– Мне очень жаль девочек, надеюсь, всё с ними будет хорошо, – вздохнула леди Хакли. – Мои мальчики сильно огорчатся, конечно же, но что поделаешь, что поделаешь. Пойдём, моя дорогая. Думаю, что Пратт уже показал миссис Брэмбл ваши комнаты, и представляю, как тебе не терпится освежиться после твоего утомительного путешествия.

Они вошли в большой, роскошный вестибюль – он был оформлен в стиле Римской империи, с высокими потолками, мраморными колоннами и торчащими повсюду статуями античных богов и богинь. В центре вестибюля начиналась величественная, громадная лестница, разделявшаяся на два рукава, ведущих каждый в своё крыло дома. У подножия лестницы дам встречала молоденькая симпатичная горничная.

– Дилли, покажи, пожалуйста, леди Тремейн её комнату, хотя она, я думаю, сама помнит дорогу, – тепло улыбнулась леди Хакли и добавила: – Да, чуть не забыла. В шесть будет гонг, напоминающий, что пора переодеваться к ужину, а в восемь ещё один гонг, уже на ужин. До встречи, моя дорогая.

С этими словами она передала леди Тремейн в надёжные руки Дилли, а сама удалилась.

Леди Тремейн была очень рада вернуться к жизни, где всё чётко распланировано заранее. Пока был жив муж, точно так же, по расписанию, текла жизнь и в их собственном доме, но те времена прошли. Теперь уж и не упомнить, когда последний раз Эвери звонил в гонг, приглашая к обеду или ужину. Не говоря уже о гонге для переодевания. Ни сама леди Тремейн после смерти мужа, ни её девочки к обеду или ужину никогда не переодевались, смысла в этом не видели. Для кого им переодеваться, если всё равно за столом будут сидеть только они одни? Но теперь леди Тремейн внезапно поняла, почему её муж так любил порядок, и решила, что теперь она сама должна стать примером для своих дочерей. Да, вот возвратится она домой и сразу же возродит в нём старые порядки. Обязательно.

Придя в свою комнату – Волшебную комнату, как называла её леди Хакли, – она увидела, что миссис Брэмбл уже почти заканчивает распаковывать чемоданы. Леди Тремейн очень любила эту комнату, в которой всегда останавливалась, приезжая сюда. В этой комнате она чувствовала себя словно в саду фей – именно такое настроение создавала красная с золотым обивка мебели и изящный цветочный узор обоев.

– Почти все ваши вещи уже распакованы и разложены, миледи, – подтвердила миссис Брэмбл своим тихим, несколько даже потусторонним голосом, который каждый раз вызывал у леди Тремейн мысли о кладбище.

– Да, я вижу, миссис Брэмбл. Благодарю вас, – ответила леди Тремейн, осматриваясь. Миссис Брэмбл уже аккуратно разложила её вечернее платье и при этом ухитрилась найти время, чтобы приказать одной из горничных начать готовить ванну.

В дверь постучали, и леди Тремейн одновременно с миссис Брэмбл обернулись на этот звук. Миссис Брэмбл поспешила к двери, приоткрыла её и воскликнула, заглянув в щёлочку:

– О, здравствуйте, леди Хакли, входите, прошу вас, – и широко открыла дверь перед хозяйкой дома.

– Извиняюсь за вторжение, моя дорогая, – сказала она, обращаясь к леди Тремейн, – но я хотела поинтересоваться, что ты собираешься надеть сегодня на вечер. Ты так долго носишь траур... – Она скользнула взглядом по разложенному на кровати платью. Чёрному, само собой. Леди Хакли произнесла всё это с улыбкой, как бы невзначай, однако была абсолютно права. Леди Тремейн, как надела после смерти своего мужа чёрное, так и не снимала до сих пор. Много времени, много лет прошло с той поры, но она никак не могла заставить себя надеть что-нибудь веселее – красное платье, например.

– Моя милая, шесть лет уже прошло, – продолжила леди Хакли. – Я знаю, как сильно ты любила Френсиса – мы все его любили, и нам всем его не хватает, но пора тебе уже начать новую жизнь. Не хотела говорить, но, так и быть, признаюсь. Знаешь, кое-кто из наших старых друзей начинает сравнивать тебя с королевой Викторией, которая навсегда осталась в трауре после смерти своего любимого мужа, принца Альберта.

– Кто же это говорит обо мне такое? – отшатнулась леди Тремейн. Обидно? Да. Однако она понимала, что её подруга права, и, возможно, действительно пришло время сменить траурный чёрный наряд на что-нибудь более... жизнерадостное, что ли. – Полагаю, у тебя есть на примете другое платье для меня, Пруденс? – с понимающей улыбкой уточнила она.

– По правде говоря, да! – ответила леди Хакли с той самой озорной улыбкой, которой леди Тремейн, пожалуй, не видела на её лице с того давнего времени, когда они ещё учились в школе. Они ходили в один класс и думали лишь о том, как бы им осчастливить своих матерей, удачно выйдя замуж. Для них тогда важнее этого не было ничего на свете, и обе они со своей задачей справились. На отлично справились, следует заметить. Более блестящим их выбор мог бы оказаться только в том случае, если бы они обе вышли замуж за принцев, но только, сами понимаете, где же их столько взять?

Нет, нет, замечательных мужей нашли себе подруги, просто замечательных. Лорд Френсис Тремейн был именно тем мужчиной, которого матушка леди Тремейн мечтала видеть мужем своей дочери. Влиятельный, богатый, родом из старинной семьи. Таким же был и муж Пруденс, которого все их знакомые звали Хрюшей. Леди Тремейн и сама его так называла, почти забыв его настоящее имя – Генри. Её всегда забавляло, что большинство джентльменов в их кругу носили смешные прозвища, как и некоторые их знакомые дамы. У самой леди Тремейн прозвища не было, во всяком случае, она ничего об этом не знала и просто представить себе не могла, чтобы её за глаза называли каким-нибудь Утёночком или Зайкой. Но после слов Пруденс она всерьёз начала побаиваться, что если её сравнивают с королевой-затворницей, то и прозвище могли дать в честь неё. Вики, например.

Тут леди Тремейн внезапно поняла, что совершенно выпала из разговора с леди Хакли, которая обсуждает теперь выбор платья не с ней, а с её горничной, миссис Брэмбл. Оказывается, пока леди Тремейн витала мыслями где-то далеко отсюда, в её спальне успел перебывать целый батальон горничных, демонстрировавших самые разные платья, все до одного забракованные, впрочем, суровой миссис Брэмбл.

– Послушайте, ну хоть одно-то из них должно подойти! – в отчаянии воскликнула леди Хакли. – Моя дорогая, ну скажи же хоть что-нибудь!

Все платья, разумеется, были очень красивы и сшиты по самой последней моде, однако леди Тремейн всё ещё сомневалась, пришла ли ей пора отказаться от своего траура. А вот миссис Брэмбл вовсе не колебалась, твёрдо знала, что нет, не пора.

– Скажи, а как насчёт вот этого, пурпурного с бледно-сиреневым отливом? – Леди Хакли подала горничной знак подойти с этим платьем ближе, чтобы леди Тремейн могла лучше разглядеть его. – И потом, может быть, ты согласишься, чтобы моя Ребекка уложила тебе волосы к вечеру. Я уверена, тебе понравится, как она делает причёски. Ребекка у меня большая мастерица. Надеюсь, миссис Брэмбл тоже не станет возражать против этого. Ведь вы не станете возражать, миссис Брэмбл?

Леди Тремейн усмехнулась про себя – уж ей-то хорошо было известно, что именно думает по этому поводу миссис Брэмбл. И о платьях, и о новой причёске.