Где папа? - Юлия Кузнецова Страница 8

Андрюша ниже меня на голову. У него странные карие глаза, они постоянно слезятся, словно он хочет заплакать. Волосы у него тёмные, на них видна перхоть. Он вообще такой… Неопрятный. Рубашка всегда мятая, грязь под ногтями, ботинки грязные даже в сухую погоду. Тетради и книги у него замусоленные, рюкзак в бурых пятнах.

Хотя я не знаю, может быть, вблизи все мальчишки такие. Я их, если честно, не разглядывала. Только Андрюшу, да и то не по своей воле.

Наша дружба (хотя я бы таких громких слов про наши отношения не произносила) началась со смешка.

Был диктант. И прозвучала какая-то длинная фраза про степь. А Андрюша сидит за моей спиной, на второй парте. И он шёпотом сказал: «А степь через “а” или через “у”?». Так, никому, он один сидит. Я не удержалась и хихикнула. Хотя я обычно строю из себя немую и вообще на шутки одноклассников (тупые на редкость) не реагирую.

А после уроков я, как обычно, отправилась в туалет. Я там пересиживаю то время, пока одноклассники одеваются внизу. Терпеть не могу, когда девчонки долго и манерно застёгивают ботинки, вздыхают, что поцарапали на этой дебильной физре маникюр, а парни ржут и стреляют сигареты друг у друга, а потом все вместе договариваются пойти поиграть в автоматы или зайти к кому-то на «кинцо да музончик».

Я наблюдаю за школьным двором из окна туалета. Когда все расходятся, я спускаюсь.

На этот раз в раздевалке остался Андрюша. Он запихивал в рюкзак пакет со сменкой, пакет не влезал. Тогда Андрюша выложил учебники и затолкал пакет, но теперь не влезали учебники. Я собиралась пройти мимо, как вдруг увидела, что в результате всех махинаций у него из рюкзака что-то выпало. Что-то белое, маленькое и твёрдое. Оно закатилось под стойку гардероба. Я наклонилась и вытащила белого зайца. Такого, с намагниченными лапками. Его можно прицепить куда угодно. Я открыла рот, чтобы сказать Андрюше о зайце, но он резко обернулся, заметил игрушку у меня на ладони и выхватил её.

– Дай сюда!

«Да пожалуйста!» – подумала я и побежала к выходу. Я решила, что в следующий раз подольше посижу в туалете.

Андрюша догнал меня у школьных ворот.

– Ну извини, – пробормотал он, – я думал, ты…

– Что?

– Да ничего. Я знаю, что это тупо – таскать его с собой.

– …

– Просто это… Мне папа подарил.

И дальше, по дороге домой, Андрюша неожиданно вывалил на меня всю историю. О папе-дальнобойщике. Который перевозил грузы. А этот заяц у него на зеркале сидел. Андрюшке, тогда трёхлетнему, зайка понравился, и отец ему снял с зеркала. А через некоторое время мама ушла от папы. И папа уехал в Питер. Возит грузы в Финляндию. А заяц этот дурацкий, теперь живёт в кармане.

– Ну это типа как… связь с ним, – бормотал Андрюша, – вроде телефона. Я вот думаю, у него наверняка есть другой заяц теперь.

– Это необязательно, – сказала я, решив, что под другим зайцем он другого сына имеет в виду.

– Да нет! Это было бы круто. Понимаешь, у него заяц на зеркале и у меня – в кармане. И мы как бы связаны этими зайцами. Как линиями телефонными. Бред, конечно, – хмыкнул он, поддавая ногой по камешку.

Я не знала, что сказать. Я себя дико неудобно чувствовала. Как будто тоже должна рассказать историю про себя. Про то, как мне было плохо. Но я ничего не могла на тот момент припомнить. У меня есть и папа, и мама, и сестра, хотя она бывает довольно противной, особенно рядом с Костей. И все они меня не обижают.

В общем, очень себя я чувствовала по-дурацки. Как на уроке, если страшно чешется горло, а кашлянуть стесняешься, и пытаешься сделать это с закрытым ртом, и понимаешь, что выглядишь как идиотка.

– А ты на картонке любишь кататься? – спросил неожиданно Андрюша и, не дождавшись ответа, уточнил: – Где катаешься обычно?

– Со стороны моста, – соврала я.

Я не катаюсь на картонках по снежным горкам, но видела пару раз там девчонок на санках.

– Прикалываешься? Это ж для малышей. Хочешь, я тебе настоящую трассу покажу? Там реальные виражи.

Произнося это, Андрюша смотрел куда-то в сторону, на проезжающие машины, а пальцы дёргали за язычок молнии на пуховике.