Гнилое яблочко - Т. Р. Бернс Страница 7

— Прости, что?

Я сглатываю. Делаю еще одну попытку:

— Завтра будет завтрак? У меня?

Анника смеется. Учителя смеются. Не смеюсь только я — и мистер Громер.

— Конечно, будет, — говорит она. — Завтрак, обед, ужин. Десерт. И ночью будет что пожевать. Завтра у тебя будет все, что захочешь, и послезавтра, и в любой другой день.

Я должен почувствовать облегчение. Судя по всему, в ближайшее время я не умру. Но меня все равно трясет — из-за жуткого слова на букву «у» и из-за того, что учителям, кажется, на него наплевать.

Анника тянется ко мне и сжимает мою руку:

— У тебя был трудный день. Поужинай и иди отдохни. Завтра ты во всем разберешься.

— Хорошо, — говорю я, разворачиваясь. — Ладно.

— О, и еще, Симус!

Я поворачиваюсь обратно. Учителя переговариваются друг с другом, и Анника жестом приглашает меня подойти поближе. Она протягивает мне что-то, что напоминает увесистый мобильный телефон. На маленьком экране мелькают строчки. Она прокручивает их слишком быстро, и я не успеваю ничего прочесть, но вижу, что текста очень много.

— Ты когда-нибудь вел дневник? — тихо спрашивает она.

— Что? Нет.

Все знают, что дневники — это для девчонок.

— Это удобно. Если тебе вдруг станет грустно или тревожно и не с кем будет поговорить, он поможет тебе описать твои чувства и разобраться в них. Мне, по крайней мере, всегда помогает.

Мне в голову сразу же приходят два вопроса. Первый: что может заставить Аннику, которая способна при желании перевоплотиться в бравого сержанта, грустить или тревожиться? И второй: зачем она мне обо всем этом говорит? Прежде чем я успеваю решить, стоит ли задать хоть один из этих вопросов, Анника берется за вилку.

— Приятного аппетита! — улыбается она.

Я все еще в недоумении, но разговор окончен. Поэтому я разворачиваюсь и начинаю пробираться сквозь битком набитый Кафетерий. Когда я дохожу до окошек с едой, голосов учителей уже не слышно.

— Привет-привет, — говорит парень за стеклом, когда я подхожу к стойке. На нем ярко-красная футболка с надписью «Кафетерий Килтер» и бейсболка. На серебристой бирке большими буквами выгравировано имя — Хью. — Клевый прикид.

— Спасибо, — благодарю я.

— Имя у тебя есть?

Я отвечаю не сразу.

— Симус Хинкль.

Если до Хью и долетали новости о новом перспективном студенте Академии Килтер, то он не подает вида. Все с тем же выражением лица он несколько раз нажимает на тонкий сенсорный экран.

— Рыбные палочки. Хрустящие. С майонезом и медово-горчичным соусом. Так?

Я открываю рот, чтобы согласиться, и вдруг стойка опрокидывается и исчезает. Передо мной появляется блестящий серебряный поднос. Его круглая крышка так сияет, что в отражении я могу увидеть капли пота на собственной шее.

— Приятного аппетита, — бросает Хью.

Я благодарю его, беру поднос и оглядываюсь в поисках свободного места. Замечаю Лимона: он, прихлебывая, ест хлопья и не отрывает взгляда от эпизода «Южного парка», который транслируется на плоском экранчике с обратной стороны подноса. Я бы подсел к нему, но все стулья рядом уже заняты. Вообще все стулья заняты — кроме тех, что стоят в дальнем правом углу зала. Что и неудивительно: вместо телевизоров их окружают книжные шкафы. Я решаю, что мне не помешало бы побыть наедине с собой и хорошенько все обдумать, и направляюсь туда.

Усевшись, я ставлю поднос на колени и приподнимаю крышку.

— Ух ты! — не удерживаюсь я. Рыбные палочки просто громадные — каждая из них стоит пяти палочек леди Лоррэйн. Они не оранжевые, а золотистые. И когда я нажимаю на них вилкой, корочка с хрустом лопается, но сами палочки не сразу распадаются пополам.

Я впечатлен, но все еще настроен скептически: я никогда не пробовал ничего лучше палочек леди Лоррэйн. Я отламываю кусочек, макаю сначала в майонез, потом в медово-горчичный соус и отправляю в рот.

— Ух ты! — снова восклицаю я, хотя с набитым ртом получается что-то вроде «ушты».

Палочки так восхитительны, что заставляют меня забыть, почему я здесь оказался. Когда я все доедаю, мой взгляд падает на серебристую кнопку в нижнем правом углу подноса. Рядом с ней затейливым шрифтом вырезана надпись «Секунды».

Я оглядываюсь, как будто за мной следят и ждут, что я сделаю неверный шаг, поддамся искушению и захочу получить больше, чем заслуживаю.

И за мной действительно следят. Когда я сюда усаживался, рядом никого не было, но теперь через два стула от меня сидит девочка. У нее бледная кожа, розовый нос и темно-рыжие волосы, кое-как заплетенные в косу, которая свешивается ей на плечо. На девочке мешковатый зеленый свитер, кеды и те самые девчачьи трусы — слишком короткие, чтобы называться шортами, и слишком длинные, чтобы быть настоящими трусами. Она сидит одна, как и я.

— Чего ты хотел? — спрашивает она.

По крайней мере, мне кажется, что она говорит именно это. Меня слишком отвлекают ее глаза — красновато-коричневые, как потертые пенни.

— Прости, что? — переспрашиваю я.

— От Анники. Ты подошел к ней и хотел что-то спросить, верно? И она начала говорить, прежде чем ты успел открыть рот?

Я пытаюсь что-то ответить, но слова не идут.

— Я не слышала, что она сказала, если тебя это волнует.

Именно это меня и волнует. С чего бы мне верить этой девчонке? Что, если она все слышала и теперь растрезвонит на всю школу? С другой стороны, если бы она действительно что-то слышала, разве она подсела бы ко мне? Разве ей не хотелось бы держаться от меня как можно дальше?

Она все еще ждет ответа. Я опускаю глаза и провожу пальцем по надписи «Секунды», пытаясь собраться с мыслями.

— Стирка, — наконец отвечаю я. — Я спрашивал, должны ли мы сами стирать или…

Я поднимаю голову и замолкаю.

Девчонка исчезла.

Я весь вспыхиваю от смущения, тянусь к стакану с водой и бросаю взгляд на рукава пиджака.

И вижу, что мои запонки в форме роботов тоже исчезли.