Германия - Аделия Амраева Страница 7

На день рождения я позвала, как всегда, девочек из класса, и Таню в том числе. Мальчиков я никогда не приглашала. Такие, как Герка, засмеют. И проблем тогда не оберешься. Да и кого звать? Пашку если только. А каникулы на то и даны, чтоб от Пашки отдыхать…

Первого января пришли братья и сестры, дяди и тети. Я задула свечи на любимом «наполеоне», испеченном накануне мамой, взяла себе кусочек и стала в нем ложкой ковырять. Мне многое подарили на день рождения, много поздравляли. Но почему-то я вдруг подумала, что вовсе не в подарках дело. Что не в них волшебство…

Я закрыла глаза: «Вот если на Новый год взаправду сбываются все желания, то я…» Но не успела ничего загадать.

— Доча, там тебе кто-то кричит, — позвала мама. — Оденься потеплей, а то холодно в платье. — Она задумалась. Подошла к шкафу и достала мне спортивные штаны. — Надень вот.

Но я уже была на пороге. Я уже стояла в куртке. Я уже открыла дверь и столкнулась с папой.

— Ага, мама! — крикнула я и умчалась во двор. Толкнула ногой калитку — и…

— С днем рождения! — Сашка стоял весь красный: и нос, и уши, и щеки у него алели. Замерз.

— Ой, Сашка! — мне хотелось добавить: «Проходи!» — но я вспомнила про Таню.

— Я это… я не пойду. Папка твой уже звал, — мялся Сашка.

— Почему?

— У меня подарка нет.

Он уставился в ближайший сугроб — это папа утром снег с дорожки скидал в несколько куч.

— Ну и что! — неожиданно для себя сказала я.

— Нет, не пойду. Там Таня. Надоела. — Он подошел к сугробу. — Снеговика можно слепить.

— Ага… Слушай, подожди!

Я побежала в дом. Устроила в маминой спальне кавардак — искала «Врунгеля». Куда ж он мог подеваться?

— Доча, что случилось? Почему он не заходит?

— Мам, где?

— Что — где?

— «Врунгель» где?

— А-а-а! — Мама встала на цыпочки и потянулась к верхней полке шифоньера. — Вот.

Я схватила коробку с помятой синей лентой и умчалась на улицу, пропустив мимо ушей Танино «кто там?».

— Это тебе! — весело выпалила я. И хорошо так стало на душе. Волшебно. — С Новым годом!

Сашка, казалось, стал еще красней. И это «казалось» было приятным, потому что он смутился.

— Это мне?

— Да. — Я сунула коробку ему прямо в руки. — Я на ёлке совсем про него забыла.

— Я тебе хотел… А мама сказала… — пробубнил невнятно Сашка.

— Там книга, про капитана Врунгеля, — перебила я. — Мне мама сказала, чтоб я ее подарила.

Мне вдруг стало стыдно и грустно, что я делаю то, что говорит мама. Но деньги ведь у нее, она же подарок покупала…

— О-о-о, книга! — Сашка заулыбался. — Я люблю читать. А у меня ничего нет. День рождения у тебя же… — И он снова стал грустный.

Я хотела еще и за помятую ленточку оправдаться и вообще сказать, что очень рада его видеть и что подарки — это ерунда…

— А я уезжаю, — сказал вдруг Сашка, засунув «Врунгеля» под мышку, и голыми руками взял снег.

Я молчала.

— В Германию. — Сашка присел и стал катать снежок. — Со следующей четверти уже… Мы книжки вчера в школу отнесли все. Но эту я с собой возьму, буду в самолете читать. — Он встал и потер покрасневшие руки. — И вообще… Хранить буду. Это самый лучший подарок!

— Потому что книга? — только и смогла я сказать.

Ноги закоченели в папиных резиновых калошах, куртка распахнулась.

— Нет, потому что ты подарила. — Сашка улыбнулся. — Я пойду, а то вон Таня выглянула. Сейчас выйдет. Ты не говори никому…

Сашка пришел в новой четверти всего один раз, с мамой. Попрощался и ушел. Это все потому, что я все свои желания использовала, а правильные не загадала… Вот Сашка и уехал. И адрес у него я при его маме постеснялась взять.

Когда прозвенел звонок на перемену и почти все выбежали из класса, я подошла к стеллажу, где стояли Сашины книги. «Три мушкетера», «Граф Монте-Кристо», «Русские народные сказки», журналы какие-то. Я протянула руку и наугад вытащила книгу. Она оказалась сборником рассказов про Великую Отечественную войну, с иллюстрациями. Я вернулась к своей парте и положила книгу в рюкзак. Сашка не был бы против.

— Воруешь? — Пашка словно возник из ниоткуда.

Я вздрогнула, уши запылали, словно их кто-то поджег спичкой.

— Сашка сказал, что напишет, когда сможет.

Я молчала. В голове боролись две мысли: «Вернуть книгу» и «Не вернуть».

— Тебе.

— Чего? — прошептала я.

— Ну, тебе напишет. — Пашка грузно опустился на стул.

— Da schlägt uns die rettende Stund' Jesus, in deiner Geburt! [6]— пропела я.

— Про книжку я никому не скажу. Я тоже взял, — промычал Пашка. — Сашка был бы не против…

Расставание четвертое
Мыши-рокеры с Марса

Рекса расстреляли. Как во время войны — у стены. Точнее, не у стены, а у высоких соседских ворот. Но для него это было все равно что у стены. А один человек с ружьем был все равно что шеренга солдат.

Рекса, немецкую овчарку с примесью дворняги, нам оставили соседи, когда уехали в Россию. В их дом тут же переехала семья Шрайнер. И несмотря на то что мой друг Ваня уехал в Россию навсегда, я радовалась новым соседям. Потому что появились Света и Эрика. Они были погодки и младше меня, но мы быстро подружились: вместе ходили в школу, из школы, весело проводили каникулы.

Мне купили велосипед, двухколесный, девчачий. И моей радости не было бы предела, если бы каждый раз за ужином мама с папой не принимались обсуждать, куда и кому лучше отдать Рекса. Папа как раз вместо зарплаты за два месяца получил козу Досю, мы ели рис с яйцами, а мама считала, сколько булок хлеба съедает Рекс.

— Оставим Тузика — нам хватит, — говорила мама. — Вон Киму вроде большая собака нужна.

Мне хотелось возразить, запретить, но я молчала. Почему-то я чувствовала вину. За велосипед и за Досю. И почему-то мне казалось в такие моменты, что все вокруг — великаны, а я — лилипут. И если я пискну, меня раздавят.

Рекса отдали в соседний поселок, друзьям дяди — семье Ким. Дядя Вова обещал о нем заботиться. Только меня это обещание не успокаивало. Рекса уводили на веревке, он смотрел на меня грустными глазами.