Отключай  - Ребека Уна Страница 6

До чего же странно это выглядит…

Наконец вижу Алу. Катит от другого входа в парк, совсем не оттуда, откуда я ее ждала. Едва подкатив, говорит, что чуток заблудилась. Очень странно. Так же странно, как видеть ее перед собой. Я так долго ждала, а теперь она торчит у меня перед глазами, и я не чувствую, чтобы меня охватила радость, вообще ничего не чувствую. Не понимаю почему. Может, потому, что мы так и не привыкли встречаться.

Мне неловко, а Ала, вижу, вообще не знает, как себя вести. Раз за разом выдувает мятные пузыри, и они все время лопаются. Одета как всегда – белая майка, черные джинсы. И туфли черные. Сжимает левую ладонь, которая розовее правой, – видно, левой она крепче стискивала рукоятку сегвея: нервничала оттого, что не могла сориентироваться. Несколько кудряшек выбились, торчат – наверное, от нервного напряжения.

Я уже замечаю детали. Как Ина, мелькает у меня в голове. А они бросались друг другу в объятия, встретившись?

Мама и ее подруги.

Хочу что-нибудь сказать Але. Что-нибудь про ее черные туфли или белую майку, такие же, как у меня. Что-нибудь веселое, чтобы исчезла напряженность. Но удается только криво улыбнуться.

Ала вдруг начинает ловить воздух ртом.

– Все нормально?

Она кивает.

– Что с тобой?

– Ничего.

– С тобой правда все в порядке?

– Ты издеваешься или что?

– Нисколько.

– Ты какая-то сердитая.

– Перестань, Ала. Все хорошо.

Но она поворачивается и идет к скамейке. Я уже жалею, что предложила встретиться. Даже не просто жалею, а по-настоящему раскаиваюсь. Видно, чего ей это стоило. Мое пылкое желание рассказать про поцелуи понемногу испаряется. Но Ала ведь сама напомнила об этом, а теперь сидит на скамейке и беспокойно вертит пяткой, крошит каблуком комок земли.

– Пойдем под дерево, – предлагаю я.

Дерево у моих подруг уже стало ругательством, и зачем я про него ляпнула? Как нарочно. Ала закатывает глаза.

– Не бойся, – говорю, – кирпич на тебя сверху не упадет.

Ала же не начала еще бояться деревьев? Засовываю руки в карманы и направляюсь к ближайшему живому существу с ветками. Ала тоже засовывает руки в карманы – и врастает в скамейку.

– Я ненадолго, – говорит она.

Не могу поверить. По пути сюда она чуть не заблудилась – это еще ничего, это со всеми случается все чаще, – столько петляла вокруг парка на сегвее, а теперь наша встреча продлится пару минут?

– Ты негативная? – пытаюсь говорить по-современному.

– Я совершенно позитивная, – резко возражает она и выдувает два пузыря подряд.

Ала всегда хочет ощущать свое превосходство. Ей не нравится, что она не чувствует себя в безопасности, когда я – как рыба в воде. Ну хорошо, как жук на дереве. Хотя так бывает только три раза в год, когда мы встречаемся. Ала зевает и хватает воздух ртом.

И цепляется за скамейку, словно ей недостает третьей руки, чтобы обрести равновесие.

– Ты принимаешь те лекарства? – спрашиваю я.

– Принимаю, но они не помогают.

Мне жаль Алу, но я не умею этого показать. Прийти на встречу и задыхаться? Ей, должно быть, сейчас…

– Ну что там у тебя? Посмотрю – и сваливаю. – Она щелкает пузырем и оглядывается – не наблюдает ли за нами кто-нибудь, кроме тех двух подростков.

Вытаскиваю из кармана сложенный в несколько раз листок. Прикидываю, не делаю ли сейчас ошибку, но он уже в руках у Алы. Она сканирует каждый миллиметр, потом кивает на дерево – идем к нему. Еще раз сканирует листок. Я этот клочок бумаги сто раз видела, но мои глаза сканируют его вместе с Алой.

– А это не фотошоп? – говорит она.

– В фотошопе можно всякие ужасы вытворять, только не такие.

– Правильный ответ. Disgusting, – говорит Ала. Ей противно. – Они не клоны. И это не сейчас.

– Это уж точно нет.

– Disgusting. – Она опять выдувает пузырь.

Теперь ей понятно, почему я не могла это отсканировать и выложить в компьютере, – все бы прочитали.

– И как только они не заболевали, – говорит Ала.

– У них тела были приспособленные, более стойкие, – объясняю я.

– Отсталость, если подумать.

Светловолосый мальчишка на скамейке расхохотался во все горло, и веснушчатый следом за ним. Они едва не сцепились, не выпуская из рук блокнотов, эмоции вьются у обоих над головами распаленным пчелиным роем. Общие эмоции. Мне так странно это видеть, только пока не могу сообразить почему.

Ала вздрагивает.

– Это не Валюс там? – Она морщит лоб. – Валюс Металл Бой.

Ала впервые видит его живьем, но имя вспоминает. У Алы потрясающая память. Валюс Металл Бой – наверное, один из нескольких десятков Валюсов в списке ее друзей. Ала оживляется.

– Новости читала? – спрашивает она. – Новые факты насчет дисперсии.

– Нет еще.

Ала хочет что-то сказать, но спохватывается.

– Сейчас кину тебе ссылку. – Ее пальцы мечутся, как лазерные лучи в операционной; со своим блокнотом она снова становится бойкой и уверенной – настоящая прежняя Ала.

Я все еще сжимаю в руках этот клочок бумаги. Неожиданно нападает желание признаться. Знаю, что рискую, но мне все равно.

– Я, – говорю, – хочу побегать.

– Здесь? – не понимает Ала.

– Наверное.

– Но ты же не одета.

Ала имеет в виду, что я не в обуви для бега и без защиты.

– Ну и что.

У Алы на лбу собираются складки, я сотни раз видела их на экране.

– А у тебя потом температура не повышается? – говорит она маминым тоном, может, даже более угрожающим.

– Не знаю.

– А ты измерь. Если повышается – сама понимаешь.

Понимаю. Если температура повышается – значит, я не адаптируюсь.

Все еще сжимаю листок. Ала это замечает.

– Лучше выбрось его, – советует она.

* * *

У меня из головы все не идут те подростки на скамейке в парке. Рассказываю про них маме. Она вздыхает, но, спохватившись, начинает смеяться:

– Теперь сама видишь, общаться через блокноты намного проще.

Как мама иногда запросто расставляет все по местам. Те двое на скамейке едва не поссорились, глядя друг на дружку, а блокноты взяли – и мигом все уладили.

Обуваюсь в кроссовки. Я в парке не побегала. Правду сказать, и мы с Алой едва не поссорились. Наверное, это последняя наша встреча. Общение катастрофически не удалось. Мама никогда не упоминала, что после того, как она долго не виделась с подругами, общаться было трудно.