Следы во времени - Елена Соколова Страница 6

Во двор с шумом вбежали дети Игната и Полины, два мальчика-близнеца шести лет. У них из-под ног шарахнулись куры. Разлетелись по всему двору.

– Смотри, дети-то какие чумазые! Как корову подоишь, отмой их, а то перед соседями стыдно.

Высказав замечания, Игнат ушел на реку, а вернувшись, потряс перед Полиной связкой лещей:

– Почисти да пожарь к ужину. Поешь хоть свеженькой рыбки. Для тебя все стараюсь.

Полина отставила в сторону маслобойку, в которую только что залила снятые с молока сливки, и занялась рыбой.

Начистив и пожарив, выставила рыбу на стол.

– Умаялся я сегодня, – с набитым ртом сказал Игнат, – хочется на чистую постельку лечь. Ты уж поменяй белье.

– Я ж три дня, как меняла, Игнат! – чуть не расплакалась Полина.

– Твое дело слушать, а не говорить! Кто в доме глава? – резко прервал Игнат.

Постелив чистое белье, Полина принялась отмывать чугунки и сковородки. Закончив, она в полном изнеможении наконец улеглась на высокую кровать и с наслаждением вытянулась на мягкой перине. Игнат проснулся и, почувствовав пружинистое тело жены, раздраженно прошептал:

– Отодвинься от меня. Мне отдохнуть нужно. С утра к колодцу иду.

Полина не слышала слов мужа. Она заснула, как только коснулась головой подушки.

– Это не женщина, а просто похоть ходячая, – пробормотал Игнат.

Рано утром Игнат разбудил Полину:

– Иди, проводи меня до калитки.

На улице было туманно и сыро. Полина, съежившись под пуховым платком, стояла на крыльце. Спускаться на траву, покрытую холодной росой, не хотелось.

Игнат поцеловал жену и ушел. Полина должна была смотреть ему вслед.

Когда Игнат скрылся из вида, Полина вернулась в дом.

От колодца Игнат вернулся к полудню. Полина уже приготовила обед, намыла полы в доме и позанималась с детьми математикой и письмом.

– Корми мужа! – весело скомандовал Игнат.

К столу подбежали ребятишки.

– А вы потом поедите. Видите, отец устал. Ты, Полина, распустила их совсем. Порядка не знают, – сказал Игнат, усаживаясь за стол.

– Детям с тобой за столом побыть хочется…

– Детям отца нужно научиться слушаться!

В окно постучали. Полина подошла посмотреть, кто это. Во дворе стоял Филька, сосед.

Полина махнула ему рукой, чтоб заходил.

– Здоровы будьте, – весело сказал Филька хозяевам, тряхнув кудрями. – Игнат, дай мне лошадь в город съездить. Настька моя вышивать-то стала, а ей алых ниток не хватило.

Игнат, уронив с ложки выловленную из супа фрикадельку, воскликнул:

– Ты что, из-за каких-то ниток в город поедешь?

– А что ж делать-то? Полин, может, у тебя есть такие нитки?

– Нет, Филипп, мне нет времени вышивать.

– Ну так что, Игнат, лошадь дашь?

– Ты, Филька, подкаблучник. Смотреть на тебя стыдно. Это ж из-за каких-то бабьих капризов в город тащиться!

Филипп возмутился:

– Тебе лошадь жалко?

– Не в лошади дело. Дело в принципе. Если б тебе в поле надо было поехать или хлеба съездить купить – другое дело, но чтобы из-за алых ниток?! Филька, ты что? Ты мужик, аль кто?

– По-твоему, если я мужик, то Настьку должен в город отправлять?

– Без ниток она обойдется, а купишь как-нибудь по пути, когда в городе будешь.

Филипп развернулся и вышел.

Полина выглянула в окно и увидела, как Филипп что-то объясняет расстроенной Насте.

– И что же ты, Игнат, лошадь не дал Филиппу? – спросила Полина.

Игнат удивленно уставился на жену:

– Моя лошадь! Он из-за своей Настьки не то что на лошадь, на козу не может заработать. Все при ней держится. Вот и пусть знает.

– Любит он ее, – вздохнула Полина.

– Если б любил, заработал бы и на лошадь, и на корову для жены-то любимой.

– Так с ней он быть хочет и работой загружать боится.

– Ну, давай и я работать не стану и рядом с тобой сяду. Посмотрим, не наскучит ли? А кушать что станем потом?

– Да, ты-то, если рядом сядешь, меня совсем измучаешь. Тебе то поджарь, то постели, то проводи. Филька-то, небось, ласковые слова, дома сидючи, говорит. Им обоим и без работы не скучно.

– Настьке позавидовала?!

– Да не Настьке я позавидовала, а не хочу против них говорить ничего. Лошадь надо было дать Фильке! Вот!

У Игната округлились глаза. Он шумно задышал, потом схватил кепку и выскочил из дома. Полина высунулась в окно и крикнула:

– Игнат, ты куда?

Игнат, не обернувшись, вышел со двора и зашагал в сторону леса. Никогда еще не чувствовал он такой необходимости в живой воде. Ему нужно было немедленно пополнить запас сил и мужества, чтобы доказать свою правоту!

– Это же надо! – бормотал он себе под нос. – Для нее все делаешь, так еще и не хорош остался.

От обиды хотелось разрыдаться. Но только какой же он будет мужчина, если плакать начнет?

Яркое солнце, добросовестно пронизывая лучами каждый листок и каждую травинку, не могло победить тень.

Сражаясь с темнотой, солнце словно стремилось сжечь траву. Подул ветерок, и трава закачалась, листья зашевелились и зашелестели, прося пощады.

Солнце, словно очнувшись, увидело жизнь, которую должно было согревать, а не уничтожать, ослабило лучи и улыбнулось нежно, с благодарностью за напоминание.

И всякая самая примитивная жизнь имела право голоса в этом огромном мире и имела право сражаться за свое сохранение. И никто не имел права судить желание живого жить.

Пройдя километра три, Игнату захотелось пить. Он шел все медленнее.

Потеряв мир в душе, Игнат не заметил, что сбился с пути.

Спотыкаясь о коряги и путаясь в высокой траве, Игнат ударился обо что-то твердое бедром, не удержался на ногах, упал сначала на колени, потом плюхнулся лицом в воду…

– Вода! Вода?

Игнат, не поднимаясь, принялся пить. Он фыркал, тряс головой. Никогда прежде вода не казалась ему такой вкусной.

Наконец, напившись, Игнат встал на ноги и, отчего-то почувствовав слабость во всем теле, замертво рухнул в траву.

Дело в том, что пил Игнат из заброшенного всеми колодца с мертвой водой.

Не умер сам Игнат, а умерли все укоренившиеся в нем убеждения, которыми жил он и которые им двигали.

Пролежал Игнат без движения три дня и три ночи, а когда открыл глаза, прошептал:

– Пить.