Серафина и чёрный плащ - Роберт Битти Страница 6

Серафина бросилась к отцу и обняла, прижавшись к его груди. Он был крупным, грубоватым мужчиной с сильными руками и жесткими мозолистыми ладонями. К кожаному фартуку крепились инструменты, и от него слабо пахло железом, машинным маслом и кожаными приводными ремнями от механизмов в мастерской.

Издали доносились обычные утренние звуки, начинался новый день: звякали горшки на кухне, переговаривались работники. Сегодня эта какофония была музыкой для ушей Серафины. Ночная опасность миновала. Она выжила!

В отцовских объятиях она чувствовала себя дома и в полной безопасности. С молотками и гвоздями папаша управлялся куда увереннее, чем с ласковыми словами, но он всегда заботился о Серафине, любил и защищал ее. Слезы облегчения выступили у нее на глазах.

– Ты где была, Сера? – спросил папаша.

– Он чуть не догнал меня, па! Он хотел убить меня!

– О чем ты, девочка? – подозрительно спросил он, придерживая дочь за плечи и внимательно вглядываясь ей в лицо. – Это что, еще одна из твоих диких выдумок?

– Нет, па. – Она замотала головой.

– Мне сейчас не до сказок.

– Человек в черном плаще схватил маленькую девочку, а потом погнался за мной. Я боролась с ним, па! Я его так кусанула! Я как повернусь, как расцарапаю его, а потом как побегу! Я бежала, бежала и спряталась. Я забралась в твой механизм, па. Только это меня и спасло!

– То есть как это, схватил маленькую девочку? – Папаша нахмурился. – Какую девочку?

– Он… Она стояла вот так напротив, а потом вдруг исчезла прямо у меня на глазах!

– Ну, хватит, Сера, – пробормотал он с сомнением. – Ты сама не знаешь, что говоришь.

– Клянусь, па! – горячо воскликнула она. – Ты послушай меня.

Серафина глубоко вдохнула, сглотнула и начала рассказывать с самого начала. Только теперь она осознала, как храбро себя повела. Но отец лишь покачал головой:

– Тебе приснился плохой сон, вот и все. Перечитала книжек с привидениями. Я тебе говорил не увлекаться мистером По. Ты только глянь на себя. Вся встопорщенная, как опоссум, которого загнали в угол.

У нее упало сердце. Она рассказывала отцу самую что ни на есть правду, а он не верил ни одному слову. Серафина с трудом сдержала слезы. Ей шел тринадцатый год, а отец обращался с ней, как с маленькой.

– Мне не приснилось, па, – сказала она, вытирая нос.

– Успокойся, – пробурчал папаша.

Он ненавидел, когда она плакала. Серафина с детства знала, что ему легче управиться с металлическим листом, чем с плаксивой девчонкой.

– Мне надо работать, – ворчливо сказал папаша, отодвигаясь от нее. – Ночью генератор заело. А ты иди-ка в мастерскую и выспись как следует.

Серафина сжала кулаки в отчаянии и гневе. Но она видела, что отец говорит совершенно серьезно, и спорить бесполезно. Генератор Эдисона был стальной машиной с медными проводами и крутящимися колесами, которые вырабатывали то, что называли новомодным словом «электричество». Из прочитанных книжек Серафина знала, что большинство американских домов не может похвастать водопроводом, туалетом, холодильником и даже отоплением. А в Билтморе все это имелось. Большой дом был одним из немногих строений в Америке, где часть комнат освещалась с помощью электричества. Но если папаша не починит к ночи генератор, Вандербильты и их гости окажутся в темноте. Серафина понимала, что у отца и без нее хлопот полон рот.

И все-таки ей было обидно. Она пыталась спасти девочку от кошмарного дьявольского создания в черном плаще, сама чуть не погибла, – а папаше все равно. Его волновали только дурацкие механизмы. Никогда он ей не верил! Для него она всегда оставалась маленькой и не могла сказать ничего важного или стоящего внимания.

Серафина хмуро повернула в сторону мастерской. Она честно намеревалась выполнить отцовское указание, но, проходя мимо лестницы, которая вела на жилые этажи Билтморского поместья, неожиданно остановилась и посмотрела на ступени.

Она знала, что не должна так поступать.

Она даже думать об этом не имела права.

Но ничего не могла с собой поделать.

Все эти годы папаша твердил ей, что нельзя подниматься по лестнице. И Серафина старалась хотя бы отчасти слушаться его. Но сегодня она была в ярости от того, что он ей не поверил. «Не буду слушаться, и так ему и надо».

Серафина вспомнила девочку в желтом платье, ее расширенные от ужаса глаза, жуткий черный плащ – и попыталась найти какое-то объяснение увиденному. Куда она могла подеваться? Умерла? Или каким-то удивительным образом осталась жива? А вдруг ее еще можно спасти?

Сверху до нее долетели обрывки разговора. Там что-то происходило. Вдруг они нашли мертвое тело и теперь горько плачут? Или разыскивают убийцу?

Серафина не знала, поступает она глупо или смело, но ей было совершенно необходимо рассказать кому-нибудь о том, что случилось ночью. Она по-прежнему хотела помочь девочке в желтом платье.

А для этого нужно было выйти из подвала.

Стараясь съежиться до полной незаметности, она, крадучись, перебиралась со ступеньки на ступеньку. На нее, клубясь, опускалось облако звуков – отголоски слов, шорох платьев, перестук самых разных шагов. Наверху толпилось множество людей. Там определенно что-то происходило. «Нам следует держаться в стороне, тебе и мне, – всплыло в голове предупреждение папаши. – Ни к чему людям тебя видеть и задавать лишние вопросы».

Она скользнула на верхнюю ступеньку и тут же нырнула в темную нишу, из которой открывался вид на огромную комнату, полную нарядно одетых людей. Они, похоже, собрались по какому-то торжественному случаю.

Тяжелые двери из стекла и узорчатого кованого железа вели в зал с гладким мраморным полом и высокими потолками, которые поддерживались дубовыми стропилами с искусной резьбой. Устремленные ввысь известняковые арки вели в другие части особняка. Потолок был настолько высок, что Серафине сразу захотелось влезть на самый верх и оглядеться. Она была здесь не первый раз, но зал до того ей нравился, что она не переставала любоваться им, – особенно сейчас, при свете дня. Она никогда не видела столько сверкающих красивых вещиц одновременно, столько мягких поверхностей, на которых можно сидеть, столько укромных мест. Заметив стул, она с трудом удержалась от того, чтобы не провести ногтями по бархатной обивке. Чистая, блестящая, комната играла яркими цветами и оттенками. Нигде не было видно следов засохшей глины, жирных пятен, грязи. Повсюду стояли расписные вазы, полные цветов. Подумать только! Цветы внутри дома, а не снаружи.

Солнечный свет струился сквозь витражные окна закручивающейся на высоту четвертого этажа парадной лестницы и стеклянный купол зимнего сада, в котором бил фонтан и цвели тропические растения. Серафина даже зажмурилась от всей этой яркости.

В зале толпились дюжины прекрасно одетых дам и господ в сопровождении слуг в черно-белых ливреях, которые готовили своих хозяев к утренней верховой прогулке. Серафина загляделась на даму в амазонке из зеленого, с белыми узорами, бархата и дамаста цвета спелой клюквы. На другой даме амазонка была сиреневая, с темно-фиолетовыми вставками, и шляпка в тон. Ходили по залу и дети, одетые так же распрекрасно, как их родители.