Бритт Мари изливает душу - Астрид Линдгрен Страница 6

Дорогая Кайса!

Интересно, видела ли ты вчера вечером, как светит луна? Быть может, большая жёлтая луна висела над королевским замком, отражаясь в водах Стрёммена [20]? Странно даже думать, что это была та же самая луна, на которую я смотрела во время прогулки. Я видела её не одна. Со мною был кто-то. Но нет, не скажу кто!

Побыла я недолго и у Аннастины. Она живёт неподалёку от нас. Мы старые подруги, нам было не больше четырёх лет, когда мы впервые подрались из-за куклы, да так, что клочья волос просто дымились. И у нас, и у куклы. Я ушла от неё вчера как раз около девяти и тут столкнулась с Ним. Чисто случайно. Иногда я внушаю себе… я имею в виду, что… я надеюсь… это не случайность, что мы встречаемся. Надеюсь, Он, возможно, предпринимает известные усилия, чтобы мы встретились. Но это, естественно, лишь мои собственные фантазии. Хотя вообще-то…

Мы пошли по набережной Опроменад [21]. Понимаешь, у нас есть довольно славная река, которая течёт, извиваясь, через наш маленький городок. Не знаю, что это был бы за городок без реки. Думаю, что-то совершенно лишённое шарма. Я вообще не знаю, зачем нужен был бы лунный свет, если бы он не отражался в нашей маленькой реке. А где бы мы собирали первоцветы по весне, если не в роще у излучины реки сразу же за городом? А не сиди я светлым летним вечером на скамье у реки и не чувствуй, как благоухает белая сирень, я даже не поверила бы, что вообще-то настало лето. Мы гуляем по улице Стургатан только зимой. Но как только снег растает, ты найдёшь нас на Опроменаде, где мы месим ногами глиняную кашу, утопая в ней до самых лодыжек. Никакой мостовой, как ты понимаешь, там нет, и я думаю, что на совести этой набережной, пожалуй, довольно много изношенной обуви.

Туда-то мы и пошли вчера вечером, Бертиль и я. Ой, вот и вырвалось у меня Его имя! Ну а почему бы тебе его и не узнать? Точно так же тебе можно узнать, что ему шестнадцать лет и что он занимается на втором курсе гимназии и, как говорит папа, порядочный мальчик. А я говорю, что таких красивых зубов, как у него, нет вообще, уверяю тебя.

О чём мы говорили, не знаю! Мне кажется, мы были довольно молчаливы. Река текла внизу такая тёмная, а месяц так изумительно отражался в ней, и ивы так грациозно склонялись над водой. Было настолько красиво, что это почти причиняло боль. Я вдруг почувствовала сильную грусть, сама не знаю почему. Такое случается со мной довольно часто. Грусть – быть может, оттого, что я очень молода. И потому, что я ещё не моложе. Потому что, когда ты моложе, всё так просто. А может, всё снова станет проще, когда ты по-настоящему вырастешь. Но именно тогда – когда серёдка на половинку – порой бывает по-настоящему тяжко, так мне кажется. Интересно, Кайса, чувствуешь ли ты когда-нибудь такое, или только я, глупая. Ведь, собственно говоря, мы мало знаем о Жизни, о Жизни с большой буквы. Но иногда меня одолевает предчувствие, что Жизнь – это, с одной стороны, нечто необыкновенно сладостное, а с другой – необыкновенно ужасное. И тогда снова приходит грусть. Иногда меня охватывает подлинное отчаяние.

Я опасаюсь, что мне не удастся создать что-нибудь по-настоящему хорошее из моей жизни. Мама обычно говорит, что жизнь подобна тесту. Каждый человек получает свой кусок теста и придаёт ему форму какую хочет. От самого человека зависит, выйдет ли из этого теста ровный и красивый, сдобренный сливками каравай или кривая и косая маленькая булочка, подгоревшая по краям. А так как кусок теста получаешь всего один-единственный раз, то, если оно один раз подгорело, сделанного уже не воротишь. Многие молодые люди не понимают, как важно придать куску теста нужную форму уже с самого начала. Так говорит мама, она охотно употребляет в своей речи сравнения и иносказания. Иногда она называет вещи своими именами и тогда говорит так:

– Что бы ты ни делала, Бритт Мари, не будь небрежна. На свете так много маленьких глупых девочек, которые думают, что можно быть сколько угодно неряшливой и что вовсе не надо быть такой уж аккуратной, лишь бы было весело. Но это неверно.

Мама, очевидно, считает, что если ты неряшлив, то это всё равно что придать своему куску теста кривую и косую форму. А на днях мы шли с мамой по улице и встретили одну девушку… не скажу, как её зовут. Она и мила, и добра, и всегда живая и весёлая, однако же молва о ней идёт не очень хорошая; и люди как-то по-особому смеются, когда называют её имя. И мама сказала:

– Хотелось бы знать, уж не она ли лепит свой кусок теста чуточку кривым.

Всё. На сегодня с выпечкой покончено. Но хочу сказать тебе, что уж если есть на свете кто-нибудь, кто станет ровным и красивым и хорошо сдобренным сливками караваем, так это Бертиль! Он слишком хорош для того, чтобы поверить: так и надо жить!

В десять часов мне необходимо мчаться домой, потому что если у папы, у мамы и у Майкен существует общее мнение о чём-то, так это о том, что мы – Сванте и я – должны быть дома в указанное время. Ноги у меня промокли насквозь, и я утешала себя тем, что, возможно, моя грусть зависит чуточку и от этого.

Вообще-то в следующую субботу в учебном заведении, где папа ректор, будут танцы, и это великое событие нынешней осени. То есть с точки зрения школьников. Собственная школьная капелла, где Сванте занимает почётное место, играя на гармонике, отвечает за музыкальную часть праздника. Значит, нельзя утверждать, что в скромном жилище семейства Хагстрём ныне царят мир и покой. Потому что оркестр «The Playing Fools» [22]обычно репетирует у нас дома.

Слушай! Мне подарили новое платье, которое я надену на танцы. Оно: 1) тёмно-синее; 2) снизу доверху плиссированное; 3) с белым воротничком и с белыми манжетами; 4) по-моему, очень миленькое. Глупо, что платье так много значит для человека. Но это факт, что я могу проснуться среди ночи и с лёгким трепетом удовольствия вспомнить про новое платье. Затем я поворачиваюсь на другой бок и снова засыпаю с придурковатой улыбкой на губах. Моими туалетами занимается Майкен, а у неё хороший вкус, что прекрасно. Мама даже не заметила бы, если бы я появилась облачённая в юбку из полос лыка, готовая танцевать хула-хула [23]. Но Майкен строга.

– Никаких побрякушек на этой девочке не будет, – отрезает она, когда я смотрю исподтишка на более модные, экстравагантные ткани и модели.

И после короткой, но бурной душевной борьбы я вынуждена признать, что Майкен права.