Зеркальное время - Вольфганг Хольбайн Страница 6

Ему пришлось призвать все свое самообладание, чтобы отогнать страх, почти не повинующийся рассудку. Ну не смешно ли! Что это он стал пугаться темноты, как маленький ребенок? Но одна из теней действительно возникла впереди.

Нет, это была не галлюцинация — ведь Рогер тоже задержал шаг и испуганно вздрогнул.

— Что это? — спросил Юлиан. Голос его дрожал.

Рогер вскинул руку, требуя тишины, и прищурился, вглядываясь. Тень снова шевельнулась, заколыхалась, стала расти — и превратилась в рослую фигуру в кожаной куртке. Это был тот парень с силомера! Но в первый момент он показался Юлиану совсем другим. Конечно же, все дело было в освещении и в этой жуткой тени — а главное, в собственном страхе, но все равно в самый первый момент этот, в кожаной куртке, показался Юлиану вообще не человеком, а чем-то уродливым и черным, выползшим из тени и принадлежащим ей.

Но потом Юлиан поморгал, и из уродливого бесфор­менного образа снова возник Кожаный. Конечно, он был страшен не меньше призрака, которого сменил. К тому же не с пустыми руками. В одной он держал зажженную сигарету, которую как раз поднес ко рту, и кончик ее вспыхнул, словно третий глаз, красный и злой; в другой руке покачивалась мотоциклетная цепь.

— Вот черт! — пролепетал Юлиан. — Что теперь будет?

— Что будет? — Рогер усмехнулся. — Не бойся. Я с ним разделаюсь одной левой. Держись ко мне поближе, и ничего тебе не будет.

Скажи эти слова любой другой, они прозвучали бы как чистая похвальба. Но Рогер произнес их так есте­ственно, что Юлиан сразу поверил. И все равно сердце его колотилось от волнения, когда они подходили к Кожаному.

За шаг до него Рогер остановился:

— Что тебе нужно? Тебе здесь нечего делать, и ты это прекрасно знаешь.

Юлиана неприятно удивило, что Рогер и Кожаный, оказывается, знали друг друга, хотя из всего предыдущего поведения Рогера это никак нельзя было заключить.

— Мне плевать, — фыркнул рыжий, скривился и указал на Юлиана: — Мне нужен этот малый.

— Зачем? — спросил Рогер.

Рыжий рассмеялся:

— Сам знаешь зачем. Он меня опозорил. Это никому не сойдет с рук. Отойди.

— А если не отойду? — миролюбиво спросил Рогер.

Рыжий снова рассмеялся, поднял руку с сигаретой, и из темноты выступили две фигуры в черных мотоци­клетных куртках.

Рогер медленно переводил взгляд с одного на другого. Потом сунул руку в карман, вынул пачку сигарет и закурил.

— Ты совершаешь большую ошибку, — сказал он. — Ведь здесь моя территория, или ты забыл?

— Мне плевать, — сказал Кожаный. — Отойди, а то еще заденем невзначай.

Взгляд его сверлил Юлиана, и тому опять показалось, что он смотрит в нечеловеческие глаза.

— Ты это всерьез? — спросил Рогер и вздохнул: — Ну что ж, рано или поздно нам все равно пришлось бы выяснять этот вопрос. Почему бы и не сейчас? — Он сделал такую затяжку, что конец сигареты раскалился почти добела, затем с улыбкой шагнул к рыжему и протянул руку к грязной майке под его кожаной курт­кой. — Но тебе следовало бы усилить подкрепление.

С этими словами он оттянул вырез майки, с улыбкой выдохнул ему в глаза облако дыма и бросил в вырез горящую сигарету.

Полсекунды рыжий непонимающе таращился на Ро­гера, потом заверещал, бросил цепь и волчком закрутился на месте, тщетно пытаясь вытряхнуть из-под майки жгущую сигарету.

Рогер не стал тратить времени на зрелище пляски, а сразу повернулся к двум другим парням. Те, как и их предводитель, были вооружены цепями, но это не произвело на Рогера впечатления. Он влепил первому оп­леуху, которая с полуоборотом свалила того с ног. Второй взмахнул цепью, но оказался недостаточно расторопным. Рогер пригнулся, молниеносно отпрыгнул в сторону и ребром ладони рубанул парня по предплечью. Тот взвыл, уронил цепь и, наткнувшись грудью на кулак Рогера, отшатнулся назад.

Однако как ни ошеломителен был успех Рогера, на него сработал эффект неожиданности. На самом деле его противники были ничуть не слабее. И их было трое. Вернее, было бы трое, если бы рыжий прекратил отпля­сывать под собственные вопли индейский ритуальный танец.

Тот парень, которого Рогер свалил, уже снова поднялся на ноги и в ярости набросился на Рогера. Тот отразил свирепую атаку: отпрыгнул в сторону и нанес ему сильный удар кулаком в лицо. Парень отшатнулся. Из носа и расквашенной губы хлынула кровь.

И только теперь, при виде этой сцены, до Юлиана наконец дошло, что здесь происходит. Это была не та драка, какие он знал по школьному двору, где побежденный уходил с синяком или с расшатанным молочным зубом. Это была схватка, настоящий бой — возможно, не на жизнь, а на смерть. Если они с Рогером проиграют, им не уйти отсюда. А поражение было вполне вероятно, с ужасом осознал Юлиан. И хотя Рогер в этот момент серией точных ударов поверг наземь третьего детину, второй уже снова поднялся, да и Кожаный перестал прыгать на одном месте, хлопая себя по дымящейся майке. Он стоял, скорчившись, и дрожал, а на лице его отражалась смесь неистовой боли с такой же неистовой яростью.

И они все трое обрушились на Рогера.

Одному из них он подставил подножку, второго рас­стелил по земле метким ударом в шею, однако Кожаный ринулся на него, широко расставив руки, и, падая, увлек его за собой. Юлиан стоял как парализованный. Он знал, что должен прийти на помощь Рогеру, но страшные кулаки этих парней внушали ему смертельный ужас.

Рогер защищался как мог. И хотя их было трое, он не давал им продыха. Но в возможности его окончательной победы Юлиан сильно сомневался. Трое против одного — такая ситуация только в кино или в книгах разрешается в пользу одного, а в действительности же все происходит наоборот.

При этой мысли Юлиана Кожаный, как по сигналу, коленом прижал к земле руку Рогера, а один из подручных навалился всем телом на его ноги.

— Мальчишку! — рявкнул рыжий третьему. — Маль­чишку хватай!

Третий детина тяжело поднялся и повернулся к Юлиа­ну. Лицо его было залито кровью, а в глазах горел такой же нечеловеческий огонь, какой Юлиан видел во взгляде рыжего. Юлиан развернулся и бросился бежать.

— Стой! — закричал Рогер. — Только не беги...

Но Юлиан слышал уже только топот тяжелых баш­маков. Он даже ни разу не оглянулся, боясь потерять, может быть, решающую секунду.

Он мчался, словно гонимый фуриями, при первой же возможности свернул налево и тотчас снова направо, не сбавляя скорости. Дыхание его превратилось в хрип, и хотя он бежал всего несколько секунд, в боку уже закололо. Он совершал самый отчаянный рывок в своей жизни. Ведь он знал, что преследователь убьет его, если догонит. Скорость была его единственным спасением. Юлиан не обладал выносливостью в беге, но был хорошим спринтером, а страх смерти придал ему сил. Он бежал, пока ему не стало дурно от перенапряжения, а правый бок, казалось, пронзила раскаленная стрела. Только теперь он немного замедлил бег и рискнул оглянуться.