Остров последнего злодея - Эдуард Веркин Страница 5

Они прибыли точно. В четверг, в шестнадцать ноль-ноль по времени Каракаса. Я так и знал, что они прибудут вовремя, уверен был в этом. Стремление являться на встречу без опозданий даже на тридцать секунд – первый признак комплекса неполноценности. Пунктуальность – это тоже фобия, просто со знаком «+». Я лично люблю прибывать раньше. Минут на пять. Это…

Не буду отвлекаться.

Я сидел на берегу. В шезлонге. Тянул мятно-кокосовый лимонад, принимал воздушную ванну, думал разно.

Справа и чуть сзади от меня стоял Андрэ, бот с зонтиком из пальмовых листьев. Андрэ обеспечивал живительную тень – все-таки в это время тут несколько жарковато.

Слева располагался Андрэ. Другой Андрэ, зеленого цвета. Этот зеленый потихонечку помахивал опахалом, изготовленным опять же из пальмовых листьев, что обеспечивало равномерную конвекцию воздуха и препятствовало моему перегреву. Все радовало меня, обычного, простого человека. Погожий денек, море, воздух, предвкушение приключения, которое должно было начаться ровно через семь минут, – решительно все.

– Андрэ, дружочек, подбавь мне льда, – попросил я.

И Андрэ, третий, золотистой серии, раздавил хрустальный дымящийся куб в стакан и капнул поверху мятной тинктуры, и тут же над горизонтом вспыхнула сталь, а еще через несколько секунд показался диск.

Вихрелет.

Перемещался быстро и почти не рыская, пилот хороший. Наверняка Урбанайтес. Я учился с ним в позапрошлой школе, так он все время на чем-то летал и куда-то падал – одним словом, ему бы птичкой родиться, знойным птеродактилем, а он родился Урбанайтесом, у каждого свое невезение. Икебану вот любит – к прекрасному тянется. Вихрелет пер прямо на меня, через несколько секунд завис над берегом.

Я помахал приветственно, и диск завалился на посадку.

Машина плюхнулась на пляж, в бортах образовались овальные люки, через которые на песок тут же вывалились Потягин, Урбанайтес, Ахлюстин и Октябрина Иволга.

Они мне сразу не понравились. Нет, они мне и раньше не нравились, не нравились вообще, по своей сущности, но теперь они не нравились мне и в частностях. Вся четверка была обряжена в легкомысленные пляжные шорты и разноцветные рубашки, словно они явились не на социологический эксперимент, а на морской пикник. Октябрина с розовым рюкзаком. Наверное, ценные подгузники. У Потягина и Урбанайтеса тоже рюкзаки, а у Ахлюстина старомодная спортивная сумка. В сумке просматривалось что-то неудобно-квадратное, мне вдруг представилось, что это ковчежец, в котором Ахлюстин хранит прах какого-то своего пращура. Наверняка это не простой прах, а заветный, возможно, даже чудодейственный. Ковчежец был в форме такого небольшого гробика, и в важных жизненных ситуациях Ахлюстин прижимал его к груди и испрашивал совета.

Я представил еще, как Ахлюстин перед каждым боем поклоняется маленькому черному гробику, и невольно хихикнул.

У гостей, напротив, выражения лиц держались самые серьезные, было видно, что люди явились побеждать и втаптывать меня в грязь, чтобы неповадно мне было, убогому. Во всех фигурах читалось превосходство и уверенность в собственной правоте.

Я щелкнул пальцами. Боты послушно подняли мой шезлонг и поднесли к берегу.

– Добрый день, сеньоры, – приветствовал я гостей. – И сеньориты тоже, – добавил я, взглянув на нахмурившуюся Октябрину.

– Привет, – осклабился Потягин. – Ты что, больной? Перелом наглости? Ходить не можешь?

Он кивнул на ботов.

– Я? Нет, не больной…

– А почему они тебя несут?

– Они и вас скоро носить будут, – ответил я. – Ну если возжелаете.

Это сообщение несколько обескуражило моих коллег, это было видно по лицам – Ахлюстин окаменел, у Урбанайтеса дернулась щека.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Октябрина, самая, разумеется, нетерпеливая.

– Присаживайтесь, – я сделал приглашающий жест в сторону шезлонгов, – отдохните с дороги…

– Антон, хватит болтать, – нахмурился Урбанайтес. – Излагай, в чем суть твоего эксперимента, мы сюда не отдыхать прибыли.

Я кивнул ботам. Они опустили меня на песок.

– Вы чего-то опасаетесь? – спросил я у Потягина.

– С чего ты взял?

– Летающая тарелка, – я указал на вихрелет. – Хорошо летает?

– Да нет…

Урбанайтес вдруг покраснел.

– Вам не понадобятся средства эвакуации, – заверил я. – Можете отпустить свою небесную колесницу. Или все-таки опасаетесь?

Урбанайтес махнул рукой. Вихрелет зарастил люки, провернулся вокруг оси и рывком умотал в зенит.

– Так в чем суть? – Потягин просверлил меня батискафовским взглядом.

– Суть в следующем. За месяц, ну или, может быть, чуть быстрее, я сумею доказать, что зло есть. Как и договаривались. И даже не во внешнем мире, а в вас самих.

– Да ты у нас просто Ницше! – насмешливо сказал Ахлюстин. – Такие проблемы затрагиваешь!

Я зачерпнул горячий песок и стал медленно выпускать его между пальцами.

– Смею напомнить, – промурлыкал я, – смею напомнить, что спор затеяли вы. Я всего лишь покажу вам ваши истинные лица.

Потягин саркастически захлопал в ладоши, тоже мне Салтыков-Щедрин! Так и знал, что он попадется.

– И как же ты покажешь нам наши лица? – осведомилась Октябрина. – С помощью какого же такого зеркала?

Я хотел ответить ей, что с помощью кривого зеркала души, но решил воздержаться от излишних художественностей – после, пока они еще не готовы.

– Все очень просто, – сказал я. – Мы проведем некую реконструкцию. Здесь…

Я указал пальцем за спину.

– Здесь, приблизительно… одним словом, метров двести от побережья, там плантации сахарного тростника. Четыре плантации, каждая размером… С три футбольных поля примерно. Однако тростник не простой…