Дагги-Тиц - Владислав Крапивин Страница 5

Борька снаружи не был похож на человека с тонкой натурой. Мешковатый и толстогубый, с круглой, стриженной ежиком головой и мясистыми ушами, он незнакомому человеку мог показаться туповатым лентяем (впрочем, лентяйничать он и в самом деле любил, но не всегда). Однако нервы у него были чуткие. И теперь он сразу ощутил, что Лодька не говорит всей правды.

Значит, вот как! Мало того, что лучший друг в одиночку, без него, без Борьки, лазил по свалке, так еще и с какой-то тайной целью! И теперь что-то скрывает!

Борька не стал прятать обиду.

— Чего ты хотел мастерить-то? Что-то задумал без меня, а теперь еще и скрываешь…

Лодька знал, что друг не только чуток, но и ревнив. Не стал осложнять обстановку.

— Балда ты, Боренька. Я скрывал, потому что это для тебя… Хотел сделать мозаику, морскую картину из пластмассы в подарок на твой прошлогодний день рожденья. А потом увидел в «Когизе» «Героя нашего времени» и решил, что такой подарок лучше…

Борька засопел. Читать он любил не меньше Лодьки, «лермонтовским подарком» был весьма доволен и теперь видел, что «накатил» на друга зря.

— Да я чего… Просто спросил… А давай, правда, сделаем мозаику! Вместе!

На Борьку порой находило «художественное» вдохновение. Так он в прошлом году выдвинул идею смастерить из картона рыцарский замок (как в трофейном кино о Робин Гуде), и они с Лодькой смастерили и не раз потом играли в осаду крепости, которую пытались взять штурмом шахматные пешки, а защищали бумажные солдатики.

— Да зачем нам теперь мозаика? — усомнился Лодька.

— Ну… подарим кому-нибудь.

— Кому?

— Кому-нибудь… — Борьку, видать, соблазнял сам процесс изготовления мозаичной картины из разноцветной пластмассы (изумрудно-зеленые и синие с белой рябью пластинки так и просились превратиться в бурное море). И вдруг его осенило: — А давай Матвею Андреичу! Ему в сентябре стукнет уже пятьдесят лет! Порадуем старика!

Эта мысль не вызвала у Лодьки никаких возражений. Наоборот…

Про кольчугу

Матвей Андреевич преподавал русский и литературу. Седоватый, с редкими, зачесанными назад волосами и морщинистым лицом, он ходил в мешковатых штатских брюках и суконной гимнастерке с широким ремнем. Говорили, что гимнастерка — с военных времен, когда Матвея Андреевича крепко ранили под Варшавой… Его любили. Впрочем, не все. Некоторые типы, вроде Суглинкина и Бахрюкова, считали, что он «псих» и «зануда». Бывали случаи, что «Матвей» хватал какого-нибудь балбеса за шиворот, вытаскивал из-за парты и кричал:

— Я вам преподаю русскую словесность, а не фигли-мигли! А вы под стихи Пушкина смеете плеваться жеваной бумагой! Убирайтесь вон!..

(Матвей Андреевич в особо напряженные моменты обращался к ученикам на вы.)

Однажды Лодька видел в коридоре, как Матвей Андреевич тряс за плечи девятиклассника Лешку Григорьева и, заикаясь, выговаривал:

— В-вы негодяй! К-как вы смели!.. Я больше не желаю вас видеть! П-прочь с моих глаз!

И Лешка пошел, сутулясь.

Лодька догнал его во дворе и сочувственно спросил:

— За что он тебя так?

— За дело… — буркнул тот, не глядя. И быстро зашагал к школьной калитке…

Но такое случалось не часто. Обычно Матвей Андреевич был добродушен, почти никогда не ставил плохих отметок за невыученные стихи, а говорил: «Ты, голубчик, сегодня дома еще позанимайся, а завтра я опять спрошу, а то ведь срам — получать двойку за всем известное «Белеет парус одинокий…» И рассказывал про писателей он вовсе не занудно, а всегда интересно, гораздо лучше, чем написано в учебнике (будто он с этими писателями долго жил рядом и все про них знает)…

Был Матвей Андреевич классным руководителем в шестом «А», где учился Борька. Шестиклассник Аронский не отличался ни грамотностью, ни усердием в изучении русской литературы (при всей своей любви к чтению!), но Матвей Андреевич ценил его за хороший голос. Петь Борька умел и любил и всегда выручал свой класс (а значит и руководителя) на конкурсных школьных смотрах и пионерских концертах.

— Эх, если бы ты, Боренька, и диктанты писал с теми же успехами…

— Я подтянусь, Матвей Андреич, — обещал Борька и верил в тот момент, что говорит правду…

А Лодьку Матвей Андреевич однажды спас от большой беды, от переэкзаменовки. Это еще в пятом классе. В день самого ответственного экзамена — письменного по русскому — Лодика Глущенко с утра неожиданно скрутила непонятная хворь — боли в животе, тошнота. Какой уж тут диктант! Лодька промаялся до вечера — сперва от «желудочных» страданий, потом от горького понимания, что у него загублены каникулы. Тогдашняя классная руководительница Евдокия Валерьевна (изрядная ведьма), сообщила маме, когда та пришла в школу объясняться:

— Ну что же, напишет диктант в августе. А летом походит на занятия, ведь считается, что за весеннее испытание у него неудовлетворительная оценка, поскольку не явился…

Лодька взвыл. Тогда мама пошла к Матвею Андреевичу. И он рассудил справедливо:

— С какой стати мальчику страдать без вины…

На следующий день он усадил Всеволода Глущенко в пустом классе и продиктовал ему экзаменационный текст. А после сказал:

— Проверь как следует… Проверил?

— Да, Матвей Андреич…

— Давай… А скажи, голубчик, в предложении «Ему показалось, что уже вечер» нужен какой-нибудь знак препинания?

— Конечно нужен! Запятая перед «что»!

— А где же она у тебя?

— Ой… я прозевал…

— Не зевай больше… — Лодькиным пером с фиолетовыми чернилами Матвей Андреевич аккуратно вставил запятую, а своим, с красными, нарисовал в уголке листа пятерку. — Успехов тебе и на других экзаменах. Старайся…

И Лодька старался! Всё остальное сдал тоже на пятерки, только по письменной математике получил неизбежный трояк (тут уж ничего не поделаешь…)

Но не этот случай был главным в добрых отношениях Матвея Андреевича и Лодика Глущенко. Самое интересное случилось уже в шестом классе, в конце зимы. Проходили «Капитанскую дочку». Матвей Андреевич на уроках говорил не только про Гринёва, но и про жизнь Пушкина. И про его несправедливую, преждевременную гибель — тоже. О том, что, если бы Дантес промахнулся, многое в русской литературе могло быть иначе.

— Но увы… Как известно, история не терпит сослагательного наклонения… Бахрюков и Суглинкин! Что такое «сослагательное наклонение», вы все равно не помните, Александр Сергеевич вам тоже безразличен, поэтому можете пойти погулять, жаловаться завучу я не стану… Тогда сидите смирно и уберите с парты ваш «морской бой»… А что касается Дантеса, то этот испорченный французский мальчишка, конечно же не понимал, что он делает. Был игрушкой в руках светских интриганов. Лермонтов писал про это совершенно справедливо… Кстати, время от времени среди знатоков литературы всплывает любопытный слух. Будто бы Дантес, отправившись на дуэль, надел под мундир кольчугу… Как вы полагаете, друзья, похоже ли это на правду?