Последний эльф - Сильвана Де Мари Страница 5

— Потому что так можно сжечь человека или дом. Дом, в котором кто-то есть: может, человек, или два человека, или пятнадцать людей.

Предположение было настолько ужасным, что маленький эльф закрыл глаза и застонал от боли. Он мысленно увидел обгоревшие тела и даже почувствовал запах горелого мяса. Этот запах вывернул его наизнанку. Малыша вырвало. А когда его перестало тошнить, маленький эльф снова заплакал. Это был не обычный для него непрерывный скулёж и всхлипывания, а громкий, долгий плач, полный горьких стонов и душераздирающих подвываний.

— Пусть он перестанет! — закричал мужчина. — Пусть он перестанет, это невыносимо!

— Это всё из-за тебя! — заорала в ответ женщина. — Ну всё, малыш, успокойся, ничего страшного. Это он просто так сказал.

— Просто как так?! — малыш был возмущён до глубины души, он даже перестал плакать. — Как просто так?! Как посметь, как можно, как можно посметь сказать что-то, сказать о такой огромной боли, просто так?

Он снова заплакал, на этот раз просто жалобно всхлипывая.

Мужчина уселся на поваленное дерево. Наверняка он тоже был болен, потому что и его дыхание стало таким же тяжёлым и прерывистым, как у женщины.

Небо постепенно прояснялось. Появились звёзды, впервые за последние недели.

— У меня есть кролик, — произнёс мужчина, — я утром охотился. У вас есть огонь, у меня — кролик, и дождь как раз перестал. Может, устроим привал да поедим? Меня зовут Монсер.

— Сайра, — представилась женщина после недолгого молчания.

Малыш перестал плакать и тоже что-то сказал.

— Что, простыл? — спросил охотник.

— Да нет, он не чихнул — это его имя.

— У кролик тоже есть зёрна, как у кукуруза? — поинтересовался Йорш, молниеносно пришедший в себя, услышав слово «поедим».

Мужчина расхохотался.

— Нет, — сказал он, — у кролика есть мягкая шкурка, в ней можно согреть ноги, смотри! — мужчина открыл свою охотничью сумку и протянул её малышу.

Малыш с радостным предвкушением заглянул внутрь. Надо же, вот это чудо, одним и тем же можно и наесться, и согреться! Даже бабушка, которая знала всё на свете, никогда не рассказывала о такой райской возможности. Может быть, люди всё же и не такие…

Протяжный крик раздался над болотом.

Ужасный крик, вобравший в себя всю боль мира.

— Это труп! — голосил маленький эльф. — Смотри, он убил его палочкой с наконечником! И теперь он мёртвый. Вы что, хотите кушать труп?

— А что, вы кроликов живыми едите? — мужчина был на грани срыва.

— Эльфы не едят ничего из того, что думает, бегает, хочет кушать и боится смерти. Бабушка рассказывала мне, что люди кушают того, кто был живым. С розмарином. Есть здесь розмарин? Я не хочу, чтоб меня скушали! — и малыш вновь ударился в плач.

Женщина обхватила голову руками.

— Что за грехи у тебя были в прошлой жизни, может, ты продала родную мать? — спросил у неё мужчина.

— Я думаю, тебе лучше уйти. Спасибо за предложение поужинать, но мы как-нибудь перебьёмся. Огонь у тебя теперь есть. Прощай.

— Ты что, отказываешься от мяса из-за него?

— Я знаю, это глупо, но я не могу слышать, как он плачет. Так что лучше уходи.

— Но я не могу, — сказал мужчина.

— Почему?

— Я не могу оставить девушку одну на болоте. Это опасно, а тут ещё он в придачу!

— Благодарю вас, благородный рыцарь, но до сих пор я прекрасно справлялась сама, обойдусь и дальше без твоей помощи. Бери своего…

— Да что он делает?

Женщина повернулась. Малыш взял кролика на руки и медленно его поглаживал. Его пальцы на долгие мгновения замирали на пятнах запёкшейся крови. Эльф перестал плакать и сидел с закрытыми глазами с отрешённым видом.

— Ты что делаешь? — удивленно спросила женщина у эльфа.

— Думаю.

— И о чём ты думаешь?

— О нём, о кролик.

— О кролике?

— О кролике. Думаю, как он дышал. Как прыгал. Он… да, он чувствовал запахи, шевеля носом. Последним был запах мокрых листьев и грибов. Хороший запах. Кролик не слышал охотника. Думаю, как он дышал… Как в нём струилась кровь…

Кролик вдруг вздрогнул, открыл глаза и замер в страхе. Несколько коротких вдохов-выдохов, потом он встрепенулся и бросился на землю. Метнулся в сторону от охотника, проскочил между лапами собаки, перепрыгнул через ствол, на котором сидела женщина, и после последнего виража навсегда скрылся в тростнике.

Маленький эльф подумал, могло бы Кролик стать подходящим именем для собаки. Наверное, всё-таки нет: кролик и пёс мало похожи, да и хвосты у них совсем разные.

Мужчина и женщина никак не могли оторвать взгляд от места, где только что мелькнул белый кроличий хвост.

Маленький эльф казался совсем обессиленным. Он весь дрожал, свернувшись калачиком, но постепенно начал приходить в себя. Малыш обнял пса, который примостился рядом с ним.

Стало совсем темно.

Словно лёгкая вуаль на небосклоне, над трясиной блестели звёзды. Это была первая ясная ночь за долгие луны.

— Может, кроме родной матери ты продала кого-то из младших братьев или сестёр? — поинтересовался мужчина у женщины.

Та, не удостоив его ответом, обратилась к эльфу:

— Ты можешь делать это и с людьми?

— Люди, эльфы или тролли? Конечно, нет. Это можно делать только с маленькими существами, у которых мало мыслей и чувств: запах воды, цвет неба. Особенно легко можно оживить мухи, комары и мошки — стоит дотронуться до них и представить на миг, что летаешь, и они сразу снова начинают жужжать.

— Правда? — изумился охотник. — Вот это да! Тот, кто воскрешает комаров, — наилучшая компания, особенно летом во время ужина. Если, конечно, есть ужин. И как это я без тебя раньше жил?

— А что ты ещё умеешь? — вмешалась женщина. — Ну, я не знаю, типа размножить кукурузу? У нас есть один початок — можешь сделать из него три? Или пять?

Какие дураки. Малыш совсем упал духом.

— Нет, конечно, нет, разве можно множить материю?

— А оживлять мёртвых кроликов?

— Это очень можно. Живые существа умирают, когда утрачивает свою энергию…

— Свою что?

— Свою силу. Огонь тоже тухнет, когда теряет свою силу. Оживить какое-то существо — это как зажечь огонь: маленькая передача энергии из моей головы — изнутри снаружу.

Охотник повернулся к женщине:

— Пойдём отсюда, — сказал он, — пойдём отсюда, он опасен. Оставь его здесь, и пойдём со мной.

— Я не могу: это же… ну… это же ребёнок.