Добриллион - Арнфинн Колеруд Страница 5

– Ты меня за кого принимаешь, за министра сельского хозяйства?

– Нет, но…

– Там еще много? – Мама взяла острый нож и стала нарезать рулон на короткие кусочки, а их – раскладывать по противню.

– Экскаватор. Для Оскара. Он мог бы копать ямы на поле для гольфа – не сами лунки, куда должен попасть мяч, а те, в которые мяч попадать не должен.

– Это называется «канавки», – поправила мама, довольная, что кое-что понимает в спорте.

– Нет, – ответил Франк, – это называется «бункеры».

Улиток получилось много. Теперь их нужно было выпечь, потом дать остыть и отдохнуть, а после Франк с мамой будут есть сколько захотят. Все, что останется, Франк уберет в пакеты – по четыре улитки в каждый – и сложит в морозилку.

– Теннисный корт. С красным покрытием, забором и белой разметкой. И с туго натянутой сеткой.

– Франк, – сказала мама.

– Что?

– Где все это должно разместиться? Поле для гольфа, теннисный корт, лыжный трамплин? У нас нет для этого места.

– Мы можем купить землю. У крестьян. У них много пустой земли, – предложил Франк.

Мама достала из холодильника яйцо.

– Это не пустая земля, Франк. Это пастбище. Для овец.

– Теннис лучше, чем овцы, – возразил Франк.

И сразу понял, как по-детски это прозвучало.

– Однако колбасу из баранины ты любишь, – заметила мама.

Она разбила яйцо над миской и стала взбивать его вилкой – р-р-раз! р-р-раз! р-р-раз! – очень быстро, чтобы смесь сделалась воздушной. Франк наблюдал.

– Помажешь булочки яйцом? – предложила мама.

– Нет.

Раньше он сам просил помазать булочки, но давно это перерос.

– Есть в твоем списке еще что-нибудь?

Франк посмотрел в листок. Теннисный корт был последним пунктом.

– Да, – ответил он.

– И что же?

– Атомная бомба!

Мама обернулась к нему, чтобы увидеть его лицо, но увидела только спину.

Вечером они ели улитки с корицей на диване в гостиной. Мама приготовила какао. Она листала каналы в поисках чего-нибудь интересного, но везде показывали только теннисные состязания, и игру в гольф, и прыжки с парашютом. А еще была программа о том, как построить бассейн у себя в саду, и передача о достопримечательностях Лондона. Люди на экране выглядели счастливыми, сосредоточенными и целеустремленными.

– Вот видишь, – сказал Франк.

Если жуешь улитку с корицей, просто нельзя продолжать дуться. Но сказать «вот видишь», пожалуй, можно.

– Господи боже мой, – ответила мама.

Она еще попереключала каналы и остановилась на кулинарной программе о том, как четыре женщины устроили соревнование по выпеканию тортов. Но это оказалось так скучно, что мама стала листать дальше. И наткнулась на передачу о ядерных бомбах, сброшенных на Японию в конце Второй мировой войны.

– Вот видишь, – снова сказал Франк.

Мама вздохнула и выключила телевизор.

– Послушай меня, – сказала она, посмотрев на Франка. Франк смотрел в погасший экран.

– Твоя воля, ты бы все деньги потратил сразу же. Ты как домашнее растение.

– Домашнее растение?

– Да. Растение всегда тянется к свету, забывая про свой горшок. Если оно потянется слишком далеко, то горшок перевернется. Поэтому нужно постоянно подкручивать горшок, отворачивая растение от солнца. С бабушкой Анной то же самое: пока в доме есть хоть крошка шоколада, ее не остановить. И так будет с тобой, Франк, если дать тебе двенадцать миллионов.

– Я уже не хожу на горшок, давно про него забыл, – ответил Франк.

Ему показалось, что это было метко. Вряд ли у мамы найдется достойный ответ. Но тут ее отвлекли: зазвонил мобильный. Она говорила довольно долго, но Франк так и не догадался с кем, хотя обычно это можно было понять по маминым ответам.

Когда разговор закончился, Франк снова включил телевизор. Показывали красные двухэтажные автобусы в Лондоне. Мама сидела с телефоном в руке и смотрела в пустоту.

– Это был Оге, мой племянник. Он хочет пересадить волосы со спины на голову.

– Чего? – не понял Франк.

– У него лысина. Из-за этого он чувствует себя старым и не решается заговаривать с женщинами.

– А разве можно пересадить волосы?

– Это называется трансплантация и стоит как минимум пятьдесят тысяч крон.

– Он попросил тебя заплатить?

– Ну, не прямо. Но если мы поможем Оге, нам придется помочь и тете Офелии.

Франк посмотрел на маму.

– У нас есть тетя по имени Офелия?

– Не у нас. У меня. Она почти ослепла. Ей нужна лазерная операция. А еще есть бабушка Мария, у которой депрессия, потому что она больше не может видеть море из окна гостиной – а видит только высокие елки. Она принимает таблетки.

– От елок?

– Нет. Хотя в каком-то смысле, пожалуй, да.

– И как, работает?

– Не очень. Продолжать этот список можно бесконечно: семья у нас большая. Но мы не можем помочь всем. Мы не можем помочь всему миру, Франк.

– Послушайте меня внимательно, – сказал учитель в каждом классе. В первом и втором классах учителю пришлось подождать, пока все сядут ровно, перестанут ковыряться в носу, успокоятся и направят взгляд на него. – Оставьте Франка в покое. Он тот же, что и раньше. А вы вьетесь вокруг него, как шмели вокруг единственного цветка.

У Франка перемена теперь наступает во время уроков.

На следующем уроке были дебаты. Они проходили раз в неделю, и их цель состояла в том, чтобы дети научились вести обсуждение. Каждый раз выбиралась новая тема. Сегодня – бранные слова. Дежурные учителя говорят, что на переменах ученики бранятся. Не все, но некоторые. Да и взрослые порой грешат. К примеру, если начинается дождь, многие ограничатся словами: «Вот незадача, снова дождь!» А другие возьмут и скажут: «Вот блин, опять дождь пошел!» Особенно много слов на «Б» звучит, когда вместе собираются несколько мужчин. Они никогда не скажут «ой», или «упс», или «да что ж такое!». Нет, они начнут ругаться! Если мяч ушел в аут. Если поскользнулись на льду. Если телефон разрядился.

Йёрген поднял руку и рассказал, что однажды в магазине прошел мимо мужчины. Тот стоял у прилавка с фруктами и бормотал себе под нос: «Какого хрена я должен платить сорок крон за несколько виноградин!»