Джефферсон - Жан-Клод Мурлева Страница 5

Ни свет ни заря Джефферсон проснулся от холода, голодный и дрожащий. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить, где он находится и почему. Немедленно желудок у него сжался в твердый комок. Он – преступник, его разыскивают жандармы. Это его-то, чье самое серьезное правонарушение состояло в краже трех ирисок в деревенской лавке, когда он был сопливым мальцом! С ума сойти. Ежик снова подумал, что лучше сдаться. Вот придет Жильбер, и они вместе отправятся в жандармерию.

А пока он пошел поискать каких-нибудь ягод, чтоб утолить голод, но попалось ему всего лишь три сморщенных черничины – только пальцы запачкал. Он сходил к ручью, попил и умылся. Вернувшись в хижину, порылся в рюкзачке – и там его ожидал приятный сюрприз: книга «Один на реке», которую он вчера забыл дать Жильберу.

От нечего делать он принялся листать книжку и наткнулся на то место, где Чак просыпается – а у него за пазухой, прямо на груди, расположился двадцатисантиметровый паук-птицеед. Он цепенеет от ужаса и, стараясь не шевельнуться, тихонько уговаривает: «Прошу тебя, паук, пожалуйста, не трогай меня…» Промаявшись так битый час, он понимает, что паук просто спит – нашел себе теплое местечко. Миллиметр за миллиметром Чак перемещает ядовитую тварь, потихоньку, чтоб не разбудить, а освободившись, принимается бегать взад-вперед, как шальной, и вопить от радости, что остался жив. Прочитав этот эпизод, Джефферсон воспрянул духом. Как-никак, у него все-таки не спит на груди паук-птицеед – пока, по крайней мере.

Чуть только первый солнечный луч пробился сквозь листву бука, появился Жильбер. Он трусил к хижине с рюкзаком на одном плече, размахивая свежим номером «Рупора».

– Джефф, Джефф! Ты теперь знаменитость!

Джефферсон выхватил у него газету и развернул, уверенный, что увидит свой портрет на первой полосе, но портрета не было. Только интерьер парикмахерской с меловым контуром тела господина Эдгара на полу. Огромный заголовок занимал весь верх страницы: «ТРАГЕДИЯ В “ЧИК-ЧИК”». Была еще фотография на вставке – та самая коза, уже без бигуди, но с искаженным от волнения лицом и с четырьмя микрофонами, подсунутыми к ее бороденке.

– Читать будешь или есть? Я тебе принес три булочки с шоколадом, три круассана с миндалем и три банана. Чтоб было сбалансированное питание. И еще термос с горячим какао! Сойдет?

Джефферсон, у которого вот уже сутки крошки во рту не было, от одного только перечня блюд едва не потерял сознание.

– Давай сюда, я буду есть, а ты мне читай.

Они уселись на тот же ствол, что и вчера, и Жильбер выложил из фирменного бумажного пакета слегка помятую выпечку. Джефферсон жадно набросился на булочку с шоколадом, пояснив, что банан чистить слишком долго.

– Ладно. Внимание, читаю, – объявил Жильбер. – «Вчера около десяти часов утра в жандармерию нашего города поступил сигнал от госпожи Кристиансен (козы) о тяжком преступлении, совершенном в парикмахерской “Чик-чик” на улице Тюпинери. Прибыв на место происшествия, жандармы (доги) могли лишь констатировать, что парикмахер господин Эдгар (барсук) мертв. Орудием убийства послужили ножницы, которые преступник оставил на месте преступления. Согласно заявлению госпожи Кристиансен (см. фото), убийца – молодой Дж. Б. (еж), который скрылся сразу после совершения преступления».

– И что она говорит, эта мадам?

– Погоди, сейчас. Ага… вот что она говорит: «Это был такой ужас! Я видела, как он вонзал ножницы в господина Эдгара. Раз пять, не меньше! Я закричала во весь голос, тогда он уставился на меня, ухмыляясь, и я поняла, что сейчас он и на меня набросится. Мне удалось убежать, но я до сих пор вся дрожу. Этот злодей…»

– Да что она такое блеет! – задохнулся Джефферсон, выкашливая попавшее не в то горло какао. – Чистое вранье. Она не имеет права!

– Не знаю, как насчет права, – заметил Жильбер, – но читатели, похоже, склонны ей верить. Я слышал, как кондитерша судачила с покупателями, поминая того серийного убийцу, который порешил кучу народу. Как бишь его звали-то?

– Алекс Врахил? Да это же было в XIX веке! И он был сумасшедший!

– Ну да, абсолютный псих, он расписывался под каждым убийством, выкладывая свою монограмму из кишок жертвы. Но при этом, видишь ли, Джефф, он был еж, как это ни печально. А публика, знаешь, она такая… Скажут, что это, мол, у ежей в крови. И вот еще что, братец ты мой, и это тебя доконает, заранее предупреждаю: эта госпожа Кристиансен – она жена судьи Кристиансена, знаешь, того козла, который рогатым всегда дает поблажку, а с другими разбирается ох как жестко. А у тебя, сколько ни гляди, ну никаких даже малюсеньких рожек…

– О не-е-ет, – простонал Джефферсон, надкусывая второй круассан.

Решение пойти сдаться теперь представлялось куда менее благоразумным. Нет никаких шансов, что ему поверят. Жильбер догадался, о чем он думает.

– Слушай, ежик, я тут пораскинул мозгами, и вот какая у меня идея: единственный способ снять с тебя обвинение – самим поймать убийцу и поднести его жандармам на блюдечке. Как тебе такой план?

– Жильбер, но мы же не сыщики! К тому же мне даже показаться нигде нельзя. Не сегодня завтра мой портрет с надписью «РАЗЫСКИВАЕТСЯ ПРЕСТУПНИК» развесят по всему городу. Даже есть расхотелось, – уныло добавил он, бросая через плечо кожуру третьего банана.

– Тем более что ты уже все подъел, – заметил Жильбер. – Да ладно тебе, не вешай нос. Все же из этой газеты я узнал и кое-что хорошее: представляешь, Кароль вчера утром в парикмахерской не было! У нее ларингит, и она не вышла на работу. Может, эта болезнь ей жизнь спасла.

Джефферсон только сдержанно кивнул. Он не собирался открывать свое глубокое чувство к юной барсучихе – даже лучшему другу. Но узнать, что она в безопасности, было для него огромным облегчением. Несомненно, именно поэтому он не отверг с ходу столь безумную затею – самим взяться за расследование.