Восток - Эдит Патту Страница 5

– Этот малыш сначала потянется за картой, а потом уж за молоком матери.

И тут же пожалел о своих словах, потому что жена нахмурилась.

– Восточные дети не любители путешествий.

Я вздрогнул от дурного предчувствия. Ольда была уверена, что для рождения этого ребенка возможно только восточное направление. Казалось, она испытывает судьбу.

И вот мы отправились собирать травы. День был пасмурный. Ольда принялась искать лопухи. Ей попались буйные заросли, и она наклонилась, чтобы сорвать листья, но вдруг слегка пошатнулась.

– Ух!

– Опять ребенок толкается? – спросил я.

– Он как будто пытается вырваться, – пожаловалась она, медленно выпрямляясь. – Ей бы надо еще потерпеть. Недельки четыре хотя бы.

Вдалеке загрохотало. Я взглянул на небо.

– Нам лучше вернуться домой. С севера ползут такие черные тучи!

Ольда кивнула и направилась к своей корзине. Но на полпути остановилась и обхватила живот руками. Ее протяжный стон заглушил грохотание небес. Ольда опустилась на землю с искаженным от боли лицом.

Я подскочил к ней и, пытаясь сохранять спокойствие в голосе, сказал:

– Боль утихнет, и мы сразу же пойдем домой.

Жена покачала головой.

– Нет, – с трудом прошептала она. – Ребенок идет. Быстро.

– Но я…

– Ты примешь его, Арни.

Я помогал ей и раньше, поэтому не боялся. Но вот-вот должна была разразиться буря, и это меня сильно беспокоило. Устраивая Ольду поудобнее на земле, я шептал молитву.

Схватки становились все сильнее, лес эхом отзывался на стоны Ольды.

Вдруг она в панике стала оглядываться.

– Солнце, где солнце? – Ее бормотание переросло в продолжительный стон.

До меня дошло, что Ольда беспокоится о направлении родов, но, когда я осознал, что смотрю на маленькую пяточку, все вылетело из головы.

Ребенок шел неправильно. Глухая паника охватила меня. Я закрыл глаза и стал думать. Что делали повивальные бабки, если ребенок выходил ножками? Я положил руку на живот Ольды и сосредоточил все мысли на еще не родившемся ребенке.

– Повернись, малыш, – прошептал я, изо всех сил желая, чтобы ребенок услышал.

Но ничего не изменилось.

– Ольда, – сказал я жене на ухо. – Нужно сходить за помощью.

– Нет, – выкрикнула она. – Слишком поздно!

Она не отрывала взгляда от темного неба, видневшегося сквозь кроны деревьев, – искала солнце.

– Где же оно?.. Какое направление, Арни?

Мне было непонятно, как в минуту величайшей опасности для собственной жизни и жизни ребенка она могла думать только о своих проклятых суевериях. Потом я подумал, что, возможно, она не осознавала до конца всей серьезности положения.

– Я не могу сделать это самостоятельно. Нам нужна…

– Солнце… – снова проговорила Ольда.

Вдруг под моей рукой что-то вздулось и задвигалось.

Ольда вскрикнула и приподнялась. Крупные капли дождя упали ей на лицо.

А я в изумлении смотрел на головку моего ребенка. Ему удалось повернуться самостоятельно! Это было просто чудо!

Что происходило потом, стерлось из моей памяти.

– Тужься! – кричал я Ольде.

И вот у меня в руках очутилась вопящая кроха. Она была вся сморщенная, красная и темноволосая. Девочка. Дождь умыл крошечное личико. Ольда протянула к нам руки, и я передал ей ребенка. Она стала целовать закрытые глазки и ручки.

В это время сквозь листву пробился луч света, и Ольда глянула вверх. Ее влажное раскрасневшееся лицо побелело, улыбка исчезла. Я поднял глаза, чтобы посмотреть, что там такое, и неожиданно увидел радугу и бледное солнце. Легкий дождь все еще шел. Было очень красиво. «Хороший знак», – подумал я.

– Север, – выдохнула Ольда с недоверием. Тогда я понял. И чуть не рассмеялся вслух от облегчения.

– Она северная, да? Ну, наверное, так было предопределено…

– Нет! – закричала на меня Ольда. – Она не северная! Она не будет северным ребенком!

– Ольда, успокойся. Нет ничего плохого в том, что ребенок родился на север. Кроме того, это всего лишь предрассудок.

– Она – Ориана.

Я удивленно посмотрел на нее:

– Хорошее имя – Ориана. Значит, ты решила больше не называть детей по направлению?

– Я смотрела на восток, когда роды начались.

Я мысленно вернулся назад. Небо было темное, сказать наверняка, куда смотрела Ольда, было затруднительно.

– Она родилась на восток, поэтому ее зовут Ориана! – вызывающе сказала Ольда.

Я нехотя кивнул, хотя и почувствовал, как внутри шевельнулась тревога.

– Я не позволю ей умереть, – прошептала она.

Умереть? Потом я вспомнил предсказание гадалки.

Умрет подо льдом и снегом.

–Арни, ты никогда никому не расскажешь, ни одной живой душе…

– Расскажу – что?

– Что она родилась не на восток. Она восточный ребенок! – Ее взор пылал, а лицо было бледное и мокрое.

Я положил руку на спутанные волосы Ольды.

– Тебе нужно время, чтобы все обдумать.

– Нет, – твердо ответила она, глядя мне прямо в глаза. – Это Ориана Роуз, потому что круг компаса завершен и это мой последний ребенок. Пообещай мне, Арни. Ты никогда не скажешь ни одной живой душе.

Поколебавшись, я поклялся, потому что не мог вынести несчастного выражения этих глаз.

Она улыбнулась и снова склонилась к ребенку, бормоча слова любви. Потом я взял малышку, чтобы Ольда могла отдохнуть немного перед дорогой домой. Я легонько провел пальцами по кончикам взъерошенных каштановых волос дочери. Посмотрел на ее сморщенное личико, и вдруг мне на ум пришли слова из давно забытого стихотворения: «Ниам, рожденная под радугой». Может, это было стихотворение Недди? Как бы то ни было, с того мгновения, хотя и не нарушая соглашения с Ольдой, в душе я называл свою дочку Ниам.

Когда я записывал в семейной книге рождений моего восьмого ребенка, я написал: Ориана Роуз. А когда рисовал розу ветров, которая была у каждого из детей, то сделал ее самой сложной. Она могла бы быть и самой красивой, если бы не таила в себе ложь. Пока я ее рисовал, со мной происходило что-то непонятное, потому что рисунок выдавал правду помимо моей воли. Но разглядеть эту правду мог только тот, кто хотел ее увидеть.

Это была моя тайна, которая раскрылась лишь в ту ужасную ночь, когда белый медведь подошел к нашей двери.