Формула Z - Артем Ляхович Страница 41

Она отвернулась. Мужчины принялись обсуждать то, с чем пыталась уже справиться Саня: какую точку выбрать, чтобы безопасно – ну, по возможности – перезаписать историю. Оказывается, тут был какой-то макрос, который позволял моделировать сценарии с учетом приоритетных задач. Папа чуть ли не сам его написал, этот макрос; дело было за малым – сделать приоритетной задачей человеческую жизнь. Такая опция в нем отсутствовала, и папа с Теслой собирались каким-то образом ее туда впихнуть. Только они, кажется, никак не могли договориться, как именно…

Саня отошла вглубь зала. Почему, собственно, она назвала его залом? Никакого зала не было – было громадное зеркало, был пульт и была пустота. И Санины ноги стояли на пустоте, такой густой, что она казалась обыкновенным черным полом, если не смотреть вниз. А если смотреть – сразу начинало казаться, что ты сейчас ухнешь в никуда. Такая же чернильная пустота громоздилась сверху и со всех сторон.

Буду хоть на шухере стоять, решила Саня. Хоть какая-то польза. И повернулась к зеркалу. Там был многоцветный шар, который она видела когда-то у Яны. Видимо, мужчины за это время успели выбраться на наивысший, планетарный уровень обобщения…

– Люди?! – кричал папа (ну, мысленно, конечно). – Это не люди! Это зомби! Они лишили себя права коптить небо!

– Любая жизнь абсолютна, – кричал Тесла (чуть потише). – И жизнь гения, и жизнь негодяя. И то и другое равноценно, и мы не имеем права…

– А на войне? На войне ты тоже будешь так рассуждать: и то и другое равноценно, мол? Что враги, что наши – всё едино?..

– Не нужно передергивать, мы сейчас не на войне…

– Нет, мы на войне! Каждый день человеческого существования – это война нормальных с уродами! И у нас есть оружие, которым мы можем зачистить целую армию уродов, а ты разводишь тут свои, блин, гуманистические сопли…

– Даже вражеский солдат имеет семью. Мы убиваем его ради безопасности своей семьи, и только. Война – это вовсе не всё человеческое существование, как ты говоришь; война – фантом, ложная система отношений, навязанная теми же уродами…

– Правильно! Да! Именно так! И ты в последний момент жалеешь этих уродов, подстилаясь под их ложную систему…

– Наоборот! Отбирая у них жизнь, ты принимаешь эту ложную систему! Ты играешь по их правилам! Они научили тебя убивать – значит, они победили…

– Софистика! Тебя бы на передовую – и порассуждал бы…

– Демагогия! Солдат на войне лишен выбора…

– И ты тоже пытаешься лишить нас выбора!..

«Да тише вы!» – хотелось крикнуть Сане: ей казалось, что мужчины орут не только мысленно, но и на самом деле. Они были такие устрашающе умные и взрослые, что она боялась даже подойти к ним, не то что подать голос.

– …Ты видишь, что у нас на самом деле нет выбора? Или мы вычищаем это осиное гнездо, или они наводят свой новый порядок и подстилают мир под себя. И тогда уже никакие войны не помогут…

– А невинные люди? Сколько случайных цепочек тянут за собой твои благие намерения? Тысячу? Десять тысяч?

– Лес рубят – щепки летят! Глобальные изменения невозможны без жертв…

– А ты их спросил, хотят ли они быть этими жертвами?

– Опять софистика!

– Может… давайте уже что-то делать… – всё-таки сказала Саня. – А то вдруг… сами говорили…

Она сама не услышала своего голоса, будто он тоже у нее выключился, хоть и мысленный. Мужчины продолжали спорить, и в зеркале уже довольно давно висела одна и та же картинка, не подавая никаких признаков жизни. Саня еще несколько раз пыталась что-то сказать, но ее никто не слышал.

Не надо было Теслу звать, тоскливо думала она. Лучше б один папа… или, наоборот, один Тесла…

* * *

Их негодующие голоса так плотно заполнили пустоту Тихого дома, что Саня ничего, кроме них, не замечала и не могла заметить.

И поэтому, когда всё-таки обернулась, уловив какое-то шевеление, – было поздно.

– Стойте! – крикнула она, снова не услышав своего голоса. Весь зал был утыкан иглами красных лазеров, торчавших прямо из пустоты. – Да стойте же! Эй!.. – Саня хотела сбежать в чернильное ничто, но здесь у пространства, видно, были свои заморочки, потому что она влетела прямо в объятия двух громил, таких же, как и в прошлый раз (или это они и были?).

Папа с Теслой спорили еще минуты две. Потом спор вдруг сдулся, будто в голосах проделали дыру.

– Саня! – слышала она. – Ты где?.. Са-а-ань!.. В чем дело, джентльмены? Идет важное совещание… Вы что, не узнали меня, козлы? Руки убери свои, я щас знаешь кому позвоню?

Вот и постояла на шухере, думала Саня. Вот и опять. Бог троицу любит, и этот третий шанс – последний. И я опять упустила его, профукала, провтыкала нафиг…

– Ты чё ко мне лезешь? – слышался папин голос. – На себя в зеркало посмотри! В зеркало, говорю… Са-а-а-ань!

Зеркало, вдруг вспомнила она.

И почувствовала, как леденеет – от горла до самых ног.

А вдруг сработает? Вот только – как? Это же… отсюда растет всё, буквально всё. Все эти цепочки, всё зазеркалье, вся вот эта перекройка мира. Судьбы миллионов людей. И она, Саня, тоже здесь. И папа. И Тесла.

У меня нет выбора, подумал кто-то в ней. И кто-то другой тут же подумал: нет, есть. Просто ты делаешь именно такой выбор, вот и всё…

Вот и всё, думала она, ерзая в бетонных лапах конвоиров.

– У меня тушь потекла, – услышала Саня свой голос. Он был почти таким капризным, как она хотела. – Дайте хоть глянуть на себя.

(Всё равно ведь не поймут, есть на мне тушь или нет.)

Те не шелохнулись.

– Ну блин же, – голос стал еще капризней. – Одну руку отпустите, и всё, у меня зеркало вот на шее. Ну не умею я кунг-фу, ну не надо… Ну или своё дайте, если у вас есть. Ну или подержите, ну блин, ну дама же просит…

– Ты там не увидишь ничего, – неуверенно сказал правый.

– Покажи ей, жалко, что ли, – вдруг поддержал Саню левый.

– Развернитесь, тут не видно, – еще капризнее говорила Саня, напрягаясь до пальцев ног. – Вот так, ага… Только ближе, у меня минус полтора… Еще ближе…

«У женщины всегда туз в рукаве», – вспомнила она. Смешно, да… И когда в маленьком зеркальце, которое услужливо держал ее конвоир, отразилось гигантское, с многоцветным шаром, а Санины пальцы на ногах стали ледышками, она медленно, чтобы сошло за тяжкий вздох, набрала полную грудь воздуха – и с режущей болью в глотке вытолкнула его прямо в зеркальце:

– ПРОСНИ-И-И-И-ИСЬ!..

Тьма вспыхнула изумрудным пожаром. Со всех сторон проступили тысячи огненных змеящихся нитей, сплелись, рассыпались на искры и пропали в зеленой бездне – и Саня тоже стала искрой и пропала, и это было совсем не больно, потому что не бывает больно, когда тебя уже нет…