Динка - Валентина Осеева Страница 40

Ленька подходит к отвесной стене обрыва и, поплевав на ладони, быстро карабкается наверх, ловко перешагивая от одного корня к другому. Из-под ног его сыплются на голову Динки колючий песок и сухие комки глины, но она молча зажмуривается, стараясь не отстать от своего товарища. Оторванная оборка платья волочится за ней, цепляясь за корни и чахлые кусты.

Поднявшись наверх, Ленька присаживается на корточки и протягивает Динке руку:

– Ну, вылезай! Распустила павлиний хвост и ползешь – эдак и сковырнуться можно! Обвяжи его вокруг себя или за пояс заткни, – советует он.

Динка поспешно привязывает к поясу оборку. Она боится, что Ленька раздумает брать ее с собой, и, заглядывая ему в глаза, робко торопит:

– Пойдем, Лень?

Ленька молча встает и идет по краю обрыва. Чуть приметная тропка вьется между кустами; подмытая ливнями, она иногда обрывается, и вместо нее торчат из земли голые корни поваленных деревьев; иногда, отходя от края, тропка теряется в кустах колючего дерна с круглыми, как шарики, зелеными ягодами. Ленька раздвигает кусты, и, смыкаясь за его спиной, они больно хлещут Динку по лицу и по плечам, но она не жалуется и, крепко сжав губы, продирается за Ленькой, обрывая платье и царапая руки... Босые ноги ее исколоты, а тропка все бежит да бежит, то круто поднимаясь на гору, то падая вниз, а слева, освещенная ярким солнцем, блестит Волга, ослепляя глаза и с мягким шелестом накатывая на берег волны...

Динка спотыкается и на ходу вытаскивает из босых пяток колючки, но если нашелся человек, который может показать ей утес Стеньки Разина, то надо идти и молчать, хотя бы со всех сторон вонзались в нее колючки, думает усталая Динка.

А Ленька идет да идет, не оглядываясь и словно не замечая следующей за ним по пятам Динки.

Крутой обрывистый берег вдруг рассекается надвое, образуя между двумя половинами глубокую трещину. Ленька обходит опасное место и снова идет по краю обрыва. Берег поворачивается, пристань с баржами и пароходами уходит из глаз. Ленька останавливается, раздвигает кусты и оглядывается назад:

– Вот утес Стеньки Разина! Гляди!

Динка протискивается вперед и становится с ним рядом. Один только шаг отделяет их с Ленькой от глубокой пропасти. Земля в этом месте круто обрывается, и огромный, как остров, кусок обрыва стоит совсем отдельно, окруженный со всех сторон широкими провалами. В середине его – пожелтевший от времени и поросший диким мхом утес. Рядом с ним лежит поваленное грозой дерево, голые ветки его простираются над берегом и тянутся к воде, словно черные высохшие руки мертвеца. У Динки захватывает дух от любопытства и страха. Вцепившись в руку Леньки, она заглядывает в пропасть... Далеко-далеко виден каменистый берег, вода подходит почти к самому обрыву и, смывая с него желтую глину, с шумом отбегает назад...

– Вот это и есть утес Стеньки Разина, – тихо и убежденно говорит Ленька.

«...И стоит много лет, только мохом одет...» – припоминает очарованная Динка.

– Лень, Лень, а как же пройти туда, на этот камень? – спрашивает она с замиранием сердца.

Ленька усаживается на траву и задумчиво жует травинку.

– Я знаю как, только не скажу...

– Почему не скажешь? – шепотом спрашивает Динка.

– Потому не скажу, – медленно говорит Ленька, – что ты девчонка маленькая, сболтнешь кому-нибудь, похвалишься и выдашь это место.

– Не похвалюсь я, Лень! Не выдам я! – лихорадочно цепляясь за него, уверяет Динка. – Разве я сыщик какой-нибудь? Я не сыщик! Нет! – В голосе ее слышится обида и гнев. – Я не сыщик! – топая ногой, кричит она на Леньку.

– Хорош сыщик! – усмехается Ленька, забавляясь ее гневом. – Сыщик – это Нат Пинкертон, пять копеек за выпуск! А ты куда годишься с оборкой энтой?.. Ну, чего разобиделась? Занозистая какая! Утес ей понадобился! Ну, прыгай головой вниз!

Динка тоскливо оглядывается на камень... Леньке становится жаль девочку.

– Ладно, – мрачно говорит он, – я поведу. Только слышь, Макака... Задумал я убечь от хозяина, а деться мне некуда, кроме этого места. Скажешь кому – пропал я.

Динка отчаянно мотает головой.

– Ну, посиди тут.

Ленька раздвигает соседние кусты, расшвыривает кучу валежника, отодвигает в сторону тяжелые камни и вытаскивает из земли широкую крепкую доску.

Подтащив ее к краю обрыва и перекинув через трещину, он долго пробует крепость доски ногой, потом смело шагает на середину и, схватившись за ветку сухого дерева, перепрыгивает на утес.

– Вот как я! – весело говорит он, глядя на оробевшую Динку. – Теперь можешь идти! Тут твоих три шага, не больше. Только вниз не гляди. Боишься?

– Боюсь, – сознается Динка.

– Ну, боишься, так посиди маленько; а обвыкнут у тебя глаза, тогда и перейдешь.

– Ладно, – соглашается Динка, усаживаясь на край доски. «Как же атаман переходил туда? Тоже по доске или просто прыгал? – думает она. – Наверное, просто разгонялся и прыгал – ноги у него большие, длинные. А у меня ноги маленькие и не очень длинные, мне не допрыгнуть, а надо по доске...»

Ленька дважды переходит на обрыв, потом обратно на утес – проверяет доску.

– Ну, обвыкли глаза? – спрашивает он.

– Нет еще, – вздыхает Динка. – Доска-то... она качается...

– Ну, а что ж такого? Это ведь не сходни. Ну, обвыкай еще, – соглашается Ленька и снова переходит на утес. Остановившись на самом краю его, он выжидательно смотрит на Динку и, вытянув почти до середины доски руку, ободряюще говорит: – Вот и рука моя. Шаг шагнешь и хватайся.

Динка крепко сжимает зубы и встает на доску, но взгляд ее падает вниз, и она снова усаживается на обрыв.

– Ну, что же ты? – разочарованно спрашивает Ленька, опуская руку.

– Вниз поглядела... – жалобно оправдывается Динка.

– Ну вот какая! Я же сказал: не гляди! – с досадой говорит Ленька.

Динка снова встает на доску.