Мысли для облаков - Алена Кашура Страница 4

Летако был самым удачным экспериментом госпожи Пышус. Да-да, как вы уже догадались, Матуче обожала ставить эксперименты. И даже совершила настоящий прорыв в пуходелании.

По традиции льняную оболочку мастеров заполняли пухом самых молодых топольков, которые едва-едва начали цвести. Причём пух собирали особенный — тот, который уже оторвался от ветки и немного пролетел по воздуху, но ещё не коснулся земли.

Матуче пошла иным путём. Она выбрала в Тополиной долине самое древнее дерево и собрала его пух.

Работа оказалась непростой. Древний тополь был один и давал мало пуха. Поэтому Матуче целых четыре лета подряд ловила в воздухе его летучие семена. Правда, ей так и не хватило терпения, чтобы собрать достаточное количество. В результате Летако получился самым маленьким. Даже кроха Лентик и тот был на голову выше тринадцатого пухлика.

А вот для того, чтобы оживить Летако, госпожа Пышус использовала проверенный способ. Она вложила в нагрудный карман человечка медальон с частицей серебристого облака.

Эти облака были единственными «дикарями» небесных просторов. Они появлялись сами по себе неизвестно откуда и летали гораздо выше своих рукотворных братьев. Охотники за облаками ловили их частицы с помощью дрессированных соколов. Птицы поднимались вверх, собирали в клюв крошечные серебристые капельки и приносили хозяевам. А люди с великими предосторожностями помещали их в пробирки — частицы серебристых облаков норовили умчаться обратно в небо. Но кто же отпустит такое сокровище?

В крошечной частице серебристого облака скрывалась огромная сила. Она не только давала пухлику жизнь, но и поднимала его в воздух, если рядом находился мечтатель.

Ах, как волновалась госпожа Пышус, вкладывая медальон в нагрудный карман Летако. Но пухлик ожил! Ожил! И сразу встал на ноги!

Пока Летако ничем не отличался от других пухликов. Разве что был молчаливее остальных и любил одиночество. Но госпожа Пышус не сомневалась — этот пухлик ещё всех удивит! О да, она любила его всем сердцем. Одна маленькая мысль о нём, и та приносила Матуче радость. А когда она брала человечка на руки, то вся от макушки до пят наполнялась теплом, словно шар — гелием.

— Вот теперь можно веселить мастеров, — решила Матуче.

Она закуталась в шаль и вышла во внутренний двор.

— Летако, Летако, — напевала госпожа Пышус, бодро шагая к цеху по дорожке, выложенной цветными камешками. — Летако, мой лёгкий Летако…

А со всех концов сада к ней мчались пухлик и. Они уже успели сто раз перепачкаться, спрятаться, потом найтись и снова спрятаться. Почуяв радостные мысли Матуче, мастера бросили игру. Весело размахивая руками, пухлики стали хором рассказывать, как Минивит потерял свою баночку с аскорбинками и как Флокус на неё наступил.

Картина была радостной и привычной. Вот только чего-то в ней не хватало. Капельки тишины.

— Постойте, мои хорошие, Летако разве не с вами?

Пухлики замолчали и переглянулись. Оказалось, Летако не играл с ними в прятки и не помогал искать аскорбинки Мини-вита. Его не видели с тех пор, как директор Август объявил о каникулах.

— Может, Летако пошёл сами знаете к кому? — предположил Нимбус.

Он ужасно переживал, что не уследил за новеньким. Нимбус был старшим среди мастеров. Матуче сшила его, когда завод облаков только начинал свою работу. Поэтому Нимбус чувствовал ответственность за остальных. Даже за самих Пышусов.

А ещё он отлично знал, кого и где можно найти. Нимбус давно подметил, что Летако подружился со сторожем завода Орли собакой породы комондор. Знала об этом и госпожа Пышус.

— Ну конечно! — она щёлкнула пальцами, — Все за мной!

Перепрыгивая через клумбы, Матуче обогнула дом и первой оказалась возле ворот завода, где стояла будка комондора. Она заглянула внутрь, но там никого не было, А потом госпожа Пышус увидела то, чего никак не ожидала увидеть: следы больших лап и маленьких ботинок вели прямо к калитке. Её щеколда была откинута!

— О небо, — прошептала Матуче. — Нет…

В этот момент на веранде показался директор Август. Он был подтянутым, бодрым и всем своим видом излучал уверенность.

— Дорогая, я в город, — сообщил господин Пышус, отбивая тростью каждое слово. — Буду поздно. Возможно, через пару дней. Вспомни-ка, я заливал в машину свежий малиновый сироп? Или в баке ещё остался кленов…

— Езжай, Август, и побыстрее, — перебила Матуче. — Только искать тебе придётся Орли с Летако. Похоже, они сами отправились за мечтателем.

От такого известия колени у господина Пышуса подкосились, и он без сил опустился на ступеньку веранды. В голове у него, словно камнепад, пронеслась сотня мыслей — одна тяжелее другой…

Если люди увидят Летако, они обязательно захотят узнать, какой механизм приводит в действие говорящую куклу.

Его разберут на части. Бух!

Да только обратно собрать не сумеют! Человечек погибнет! Бу-бух!

Но самое страшное в другом… По простоте пуха маленький мастер может разболтать священную тайну появления облаков! Тайну, которую избранные свято хранят много лет! Бу-бух! Бух!

Может, сначала малышу не поверят. Но потом кто-нибудь непременно подумает:

«Хм, если кукол теперь оживляют, значит, могут и облака запускать!». И тогда будет, как до Всемирного белого забвения, Бу-бу-бу-бух!!!

В то время господин Август учился запуску облаков в Поднебесной школе, И он прекрасно помнил, как люди требовали погоду по своему вкусу. Вот и теперь кому-то захочется солнца, кому-то дождя или снега, а кому-то — густого облачного покрывала на весь небосклон. И даже если он, Август Пышус, выполнит просьбу каждого человека, люди всё равно останутся недовольны. Потому что как только появляется солнце, они молят о дожде. И как только начинается дождь, хотят тепла и солнца. И никто не думает о том, что будет полезно или нужно земле и урожаям. Или какая погода необходима самим людям для того, чтобы воспитать в них терпение и выдержку. Или научить благодарить небо за те радости, что оно приносит.

«Нет, я не стану убегать из долины, — решил директор завода, — Я буду камнем сидеть здесь, на пороге, и слова не скажу этим попрошайкам погоды».

Когда пухлики на своих коротеньких ножках подоспели к веранде, они почувствовали, что людей придавили самые тяжёлые, самые беспросветные мысли…