Гость - Мэри Даунинг Хаан Страница 4

– Нет, нет! – Я пыталась вырваться из её хватки. – Я люблю Томаса.

Бабуля Хеджпат приблизила своё лицо к моему. Теперь мы почти соприкасались носами. В её глазах плясал гнев.

– Я вижу в тебе зло.

Я отвернулась, чтобы не смотреть ей в глаза. Да, я позавидовала Томасу, но я не хотела, чтобы Добрый Народец украл его. Нет, конечно же нет. Я была не такой уж плохой сестрой.

О, если бы только эта старуха поскорее ушла! Я больше не могла выносить её странный землистый запах или прикосновение её старого плаща к моей коже, грубого и колючего. Её дыхание было хриплым и воняло смесью трав, кухонных приправ и несвежей пищи. Я вновь попытался вырваться, но она даже не думала ослабить хватку.

Внезапно она вытащила из-за ворота моего платья медальон и, расстегнув его, поболтала им передо мной.

– Значит, ты взяла медальон. А я-то удивилась, почему он не спас милого малыша?

– Томас дал мне его… он хотел, чтобы я его взяла. Ненадолго. Я хотела вернуть его, но… – Я заплакала. Старуха была права. Я и впрямь была плохой сестрой, ужасной сестрой, худшей на свете сестрой, какая только могла быть у младшего брата. – Я не хотела, чтобы они забрали его… не хотела!

Она наклонилась ещё ближе и прошипела мне на ухо:

– Как тебе твой новый братец? Ты себе такого хотела?

Не дожидаясь ответа, бабуля Хеджпат швырнула в меня медальон и зашагала к калитке.

– Не смей называть этого урода моим братом! – дрожа от гнева, крикнула я ей вслед.

Бабуля Хеджпат оглянулась.

– Лучше научись держать язык за зубами, иначе тебя ждут ещё бо́льшие неприятности.

Взмахнув потрёпанным плащом, старуха прошла через калитку и скрылась из вида.

Не зная, что мне делать, я застегнула цепочку на шее и снова спрятала медальон под платьем. Его прохладное прикосновение больше не доставляло мне удовольствия, но я не хотела, чтобы кто-то ещё знал, что он у меня.

Несколько мгновений спустя, по дороге, что-то насвистывая, показался папа. Когда он возвращался с поля, я обычно бросалась ему навстречу. Когда я была маленькой, он сажал меня на плечи и нёс домой. Сидя у него на плечах, я чувствовала себя высокой-высокой! Мне были видны зелёные поля, протянувшиеся до самого Мирквуда, лежащего, как чёрная тень, у подножия гор. Папа обычно смеялся и говорил:

– Может, отнести тебя в Мирквуд и оставить там Доброму Народцу?

– Нет, папа, не надо! – Я цеплялась за него, страшась тёмного леса и его тайн. Я никогда не ходила туда и ни за что не пойду.

Этим вечером я не выбежала навстречу папе. Я сидела на скамейке и боялась представить себе, что он сделает, когда увидит подменыша в колыбели, которую своими руками смастерил для Томаса.

Папа остановился передо мной.

– Эй, Молли, почему ты сидишь здесь одна и почему я не услышал от тебя ни слова приветствия?

Пронзительный визг в доме избавил меня от необходимости отвечать.

– Это не наш Томас, – сказал папа. – Такие вопли издает лишь голодный кот.

Он посмотрел на меня так, будто ожидал объяснений.

– Ты прав, папа, это не наш Томас, – убитым голосом ответила я.

Я говорила так тихо, что папа не расслышал моих слов. С удивлённым лицом он пошёл домой. Я медленно поплелась за ним.

Взяв на руки подменыша, он посмотрел на маму:

– Что случилось с нашим Томасом? У него нездоровый вид.

Мама расплакалась. Я повернулась к папе, чтобы всё ему объяснить, но прежде чем я открыла рот, чтобы заговорить, он спросил:

– Бабуля Хеджпат видела его, Агнес? Он выглядит гораздо хуже, чем мне показалось на первый взгляд.

– Да, да, она уже была здесь и ушла, – снова зарыдала мама. – Она ничего не может сделать.

– Должно быть, плохо дело, если бабуля не может помочь. – Папа прижал подменыша к себе и нежно покачал на руках. – Не бойся, Томас, мы вылечим тебя. Есть и другие целители, которые знают столько же или даже больше, чем бабуля Хеджпат.

– Сэм, неужели ты слепой? – закричала мама. – Это не Томас у тебя на руках!

Папа улыбнулся подменышу, который посмотрел на него чужими, широко раскрытыми глазами.

– Не глупи, – сказал папа. – Если это не Томас, то кто? – И он засмеялся, как будто мама пошутила.

Я выхватила подменыша у папы и поднесла его к папиному лицу.

– Посмотри на него! – закричала я. – Разве ты не видишь, что это не Томас?

Истошно вопя, подменыш начал извиваться и попытался вырваться, но я крепко держала его.

– Они сегодня забрали Томаса! И оставили вместо него этого!

Папа до сих пор так ничего и не понял.

– Oни?

– Они, – сказала мама. – Ты прекрасно понимаешь, кого имеет в виду Молли, Сэм! Посмотри хорошенько на этого ребёнка.

Папа пристально посмотрел на кричащее существо в его руках и всё понял. Он тотчас изменился в лице. Тревога за Томаса в его глазах сменилась ужасом.

– Не может быть! – прошептал он. – Мы же были осторожны, Агнес. Мы не сказали ни слова, чтобы привлечь их к нашей двери.

Опасаясь, что он швырнёт подменыша об стену, я забрала его у папы. И громко, чтобы меня услышали, несмотря на плач уродца, крикнула:

– Они принесли своего хилого младенца и забрали нашего Томаса!

Папа простонал и отвернулся от меня:

– Мы не можем оставить у себя их уродца.

– Боюсь, что мы должны это сделать, – возразила мама. – Бабуля Хеджпат говорит, что если мы будем хорошо обращаться с подменышем, то они будут хорошо относиться к Томасу. Если их хворые дети поправляются, они иногда возвращают того, которого забрали, и уносят своего.

– Они никогда не вернут нам нашего Томаса, – сказал папа. – Сегодня ночью я отнесу этого уродца на перекрёсток и оставлю там, независимо от того, пожелают они его забрать или нет.

– Нет. – Мама забрала у меня плачущего подменыша. – Мы сделаем так, как говорит бабушка Хеджпат. Мы должны, Сэм, ради нашего Томаса.

На глазах у папы она расстегнула платье и поднесла подменыша к груди.

– Я не могу этого видеть! – воскликнул отец и без лишних слов вышел из дома.

Мама окликнула его:

– Куда ты идёшь, Сэм?

– В таверну. Там я не услышу истошных воплей этого урода.

– Когда ты вернёшься домой?

– Лишь после того как ты отнесёшь это создание на перекрёсток. Я не намерен спать под этой крышей, пока он здесь. – С этими словами папа открыл дверь и чуть не бегом выскочил из дома.

Я обняла маму и прижалась щекой к её боку. Над моей головой подменыш дёргался, извивался и шумно сосал мамино молоко, как будто умирал с голода.