Мила Рудик и руины Харакса - Алека Вольских Страница 39

— У тебя вылезают волосы, — испуганно глядя на Сергея, пробормотала Улита.

Мила непроизвольно перевела на нее взгляд и ахнула: даже на расстоянии в десять шагов она хорошо видела, что кожа на лице Улиты словно съежилась, на лбу, вокруг глаз и рта расползлись глубокие уродливые морщины. Казалось, что Улита постарела лет на сорок.

— О нет… — прошептала Мила, таращась на девушку во все глаза.

— Что? Что такое?! — резко спросила та.

— Твое лицо… морщины, — несвязно ответила Мила.

Глаза Улиты расширились, выражая недоверие и ужас; резким движением она вскинула руки к лицу.

— Что происходит? — едва слыша собственный голос, просипела Мила.

— Чары Вия, — хладнокровно глядя на Улиту, сообщил Лютов.

У него был такой вид, будто происходящее его не касалось, словно он был тут случайным прохожим. Его безучастность вызвала у Милы приступ тупого бешенства.

— Какой Вий?! — воскликнула она, испепеляя Лютова яростным взглядом и одновременно ловя себя на мысли, что боится дотронуться до собственных волос. — Здесь же нет никакого Вия!

— Рудик, ты ребенок, что ли? — раздраженно воскликнул Лютов, повысив голос. — Руна Нужда запечатывает определенное место, символически называемое «круг». В этом круге вступают в силу Чары Вия. Его самого тут и не должно быть! Ты же не веришь, что Господь Бог спускается с облаков на землю?

— А почему нет? — нахмурившись, тихо пробормотала Мила, скорее чтобы просто позлить его, чем отвечая на вопрос.

— Дура, — отрезал Лютов. — Чары Вия — это просто определенного вида магия. Для того чтобы она начала действовать, необходим только один-единственный фактор — запечатанное руной Нужда замкнутое пространство.

— И как они действуют, эти Чары? — спросила Мила, резко повернувшись к Улите, — смотреть и дальше, как Лютов умничает, у нее не было ни малейшего желания.

— Считается, что в том месте, которое запечатано Чарами Вия, его глаза открыты. А взгляд Вия действует как сильный сглаз, — ответила Улита, будто бы непроизвольно прикрывая лицо одной рукой, из-за чего ее голос звучал немного приглушенно. — Сначала человеку становится плохо, потом совсем паршиво и…

— Короче, мы тут копыта можем откинуть, если не выберемся, — бесцеремонно вставил Капустин, снимая со светлой шевелюры еще одну толстую прядь.

Мила содрогнулась: волосы в руках Сергея выглядели настолько пугающе, что ее горло сдавил железный обруч паники. Мила едва удержала непроизвольное движение руки, с трудом подавляя желание проверить собственные волосы. Ей вдруг пришло в голову, что она не видит себя со стороны, а ведь с ее лицом может происходить то же самое, что и с лицом Улиты. Она украдкой оглядела остальных, остановив взгляд на Лютове.

«А с этим вроде все в порядке, — с удивлением подумала Мила. — Чары Вия на него, как будто, не действуют. — И уже со злорадством мысленно добавила: — Хотя, конечно, зараза к заразе не липнет».

В запертой комнате воцарилось гнетущее молчание. Мила могла поклясться, что не только она одна сейчас вспоминает непременное условие Соревнований — никакой помощи со стороны. Им не помогут. Вся ирония заключалась в том, что Мила, как наверняка и все остальные, не слишком серьезно отнеслась к этому предупреждению: попадете в беду — никто не придет на выручку.

— Сидеть нам тут до третьих петухов, — вполголоса, словно обращаясь к самому себе, пробормотал Капустин.

Он сполз по стене вниз и теперь сидел на полу; его руки, как зачарованные, тянулись к голове, и Сергей с видимым усилием каждый раз опускал их на колени.

— При чем здесь петухи? — угрюмо проворчала Мила.

— Считается, что Вий исчезает с третьими петухами, — вместо Сергея ответила Улита.

За все это время она так и не отвела руки от лица, прикрывая его почти полностью. Только глаза затравленно моргали под испещренным старческими морщинами лбом.

— Петушиный крик символизирует наступление рассвета. Орут они на рассвете, — вяло уточнила она.

Мила поразилась самообладанию Улиты: она не плакала, касаясь руками своего морщинистого лица, не тряслась, как в лихорадке, и говорила ровным голосом, не сбиваясь и не заикаясь, — ни малейших признаков истерики, лишь сдержанное волнение.

— Только до рассвета очень далеко, — подал голос Лютов. — Целая вечность. Здесь, — он обвел взглядом помещение без единого окна, — рассвет вообще никогда не наступит.

Из-за раздражения, которое вызывал в Миле Лютов, она хотела съязвить, что с его страстью к важничанью он легко сойдет за петуха — прокукарекал бы три раза и не надо никакого рассвета… как вдруг ее осенило!

— Погодите, — вскинулась она. — А зачем нам рассвет? — Она оглядела остальных и прямо посмотрела на Улиту: — Ты же сказала, что Вий исчезает с третьими петухами! Не с рассветом, а именно с третьими петухами! По идее, после третьих петухов Чары Вия должны перестать действовать! Нам просто нужен петух!

Улита с Капустиным переглянулись, на их лицах отразилось оживление. Лютов только громко фыркнул:

— Бредовая идея! Но даже если бы она сработала, где ты возьмешь петуха, Рудик?

Даже не задумавшись, Мила кивком головы указала на Улиту и Капустина.

— Они должны знать.

И уже обращаясь отдельно к Сергею, добавила:

— Ты же говорил, что зоочары — это ваш конек. А на боевой магии ты создал ужа. Значит, вы можете наколдовать и петуха, разве нет? Всего-то и нужно, чтобы он трижды прокукарекал.

Капустин с Улитой снова обменялись взглядами.

— Это может сработать, — сказала ему Улита. — Чары Вия теряют свою силу с третьими петухами — это непременное условие. А если петуху захочется петь не на рассвете, то это уже побочный фактор. Принцип действия любой магии — выполнение ее законов, то есть непременных условий, побочные факторы чаще всего просто не учитываются.

Сергей кивнул.

— По крайней мере, попробовать можно.

Он вопросительно посмотрел на Улиту.

— Делай ты, — сказала она, глядя на Капустина поверх прикрывающей лицо ладони.

Сергей поднялся с пола. Его руки все время непроизвольно тянулись к голове. Мила едва сдержала порыв крикнуть ему, чтобы не смел трогать свои волосы. Снятые с головы клочья светлых волос между пальцев Сергея — это было зрелище, от которого к горлу подкатывала тошнота. К ее безграничному облегчению, Капустин, похоже, контролировал, хоть и не без труда, зудящее желание проверить, есть ли у него на голове еще волосы. Решительно вздохнув, он направил сжатый кулак с волшебным перстнем вперед и воскликнул:

— Креацио петух!

Не прошло и двух секунд, как в центре комнаты возник большой белый петух с ярко-красным гребнем. Птица удивленно дернула головой сначала влево, где стояла Мила, потом вправо, где на корточках сидела Улита, после чего, тряхнув красным гребешком, воинственно пошла прямо на Лютова.