Телефон доверия - Олег Раин Страница 35

— Без вас мы их, конечно, проморгали. Надо было сразу все двери забаррикадировать, но кто же знал-то? — рассказывающий Хома захлебывался от волнения. — А как сообразили, так и взялись сооружать баррикаду. Все крыло отгородили, чуть ли не все стеллажи перевернули, в комнатах на щеколды закрылись. Только фиг там… Конечно, их же вон какая орава приперлась. И баррикады наши разбросали, и в спальнях шмон устроили. Пацанов на допрос начали дергать. Причем, заметьте, — с малышни начали! До нас-то очередь так и не дошла…

— Не, мне эта заруба понравилась. Двоих успел подковать! — похвастался Кайман. — Видели придурка с забинтованным котелком? Моя работа! Вот этим самым стульчиком и приложился.

— Ага, только тебя потом тоже от стенки отскребали, не забыл еще? — Дуст фыркнул.

— От стенки? Меня? — Кайман рывком героического матроса задрал на теле фуфайку, показывая багровое пятно на груди. — Сам смотри! Всего разочек и приложили каблуком.

— Хороший разочек получился. Как ты по коридору-то летел! Похлеще Кустаная.

— Подумаешь… Полежал часок без памяти, и что? Зато отдохнул…

Оглядевшись, я увидел, что трубка телефона все еще покачивается под аппаратом. Приблизившись, я хотел было ее повесить, но, расслышав знакомое потрескивание, прижал дырчатую мембрану к уху.

— Вы меня слышите?

— Слышу, малыш. Они уехали?

— Как раз уезжают. Что вы такое им сообщили?

— Только то, что следовало.

— Вы… Вы сказали, это не для детей.

— Правильно, малыш. Ложь не предназначена для детских ушей. Во всяком случае, не такая. А я, каюсь, указал ему срок и место. Мы ведь из будущего, знаем про вас многое. Про вас и про него.

— И он… Он вам поверил?

— Я был убедителен. Очень и очень.

— А на самом деле?

— На самом деле, время еще есть, малыш. И у вас есть, и у нас, надеюсь.

— Вы про грозу?

— Да нет, как раз грозы долго не длятся. Ну а энергию для сеанса связи, как ты, наверное, понял, мы черпаем исключительно из непогоды. Иным источником в вашем времени мы просто не располагаем. В этот раз пришлось еще и картинкой помаячить. Поверь, это стоило нам огромных энергозатрат.

— Значит, вы действительно из далекого будущего?

— К сожалению, не столь уж далекого.

— К сожалению?

— Именно, Жень. И потому, чтобы попытаться спасти тех, кого еще можно спасти, предлагаю действовать.

— Что я должен сделать?

— Тебе и впрямь предстоит очень важное дело, но… Лучше, если я все объясню Косте.

— Вы про Скелетона?

Голос в трубке скрипуче рассмеялся.

— Все время забываю, как вы там друг друга зовете… Да, Жень, я про Костю Скелетона. Думаю, таким образом мы сбережем время. Он уже в курсе главной задачи, и много времени наш разговор не займет.

— Но вы сказали…

— Да, Жень, главную роль в готовящемся спектакле придется сыграть тебе. Речь идет о полете. Но подробности тебе разъяснит Костя…

Я оглянулся, отыскивая глазами Скелетона, но он уже стоял рядом. Я молча протянул ему трубку. Чуть помедлив, отошел к окну и уселся на подоконник. Смотреть там было не на что, транспортеров уже и след простыл. А ворота остались распахнутыми. Гадать — что там с нынешним периметром — не хотелось. Может, оттого и не хотелось, что было страшновато. Внешне я виду не показывал, но внутренне исходил заячьей дрожью. Холодно было. От всего пережитого, от ворот незапертых, от припавшего к телефону сурового Скелетона.

Кое-кто считает, что желание продлить детство проистекает от трусости. Может быть. Даже, наверное. Только вот трусость эта частенько проистекает от понимания того, что взрослым жить не только страшно, но и стрёмно, одиноко и быстротечно. Так что отвага тут на третьем и шестом месте. Конечно, мы нырнем в этот мир, куда ж мы денемся. Зажмем нос, уши, закроем глаза — и ухнем с головой все равно как в сапропелевое озеро, как в трясину без дна. Само собой, не утонем, но уж наверняка завязнем крепко. С годами, может, даже привыкнем, да вот только воспоминанием светлым останется все же тот период, в коем мы пребываем теперь.

Оттого, верно, и смешно слышать, когда говорят: «Вы наша надежда, вы наша смена». Поскольку в голове сразу возникает путаница. Потому что если «смена», выходит, никаких надежд и никакого просвета. Как иначе, если впереди та же помойка и та же грызня? Ну а коли желаете надеяться, то не надо нас прессовать и гнуть под себя. А то ведь по трафарету обтесывают, по готовенькому универсальному лекалу! А после удивляются, в кого, мол, такие кривые растем. Вопрос, что называется, риторический. Поскольку мы и впрямь кривые. И кстати, понимаем это прекрасно. Пока не становимся взрослыми. И в этом наш главный тупик, мимо которого не проехать и не прошмыгнуть. Все тропки давно перекрыты и пережаты. Все равно как вентили у кранов…

Ко мне подошла Викасик и открыто, не стесняясь, обняла, крепко прижавшись телом. Да и я уже ничуть не смущался, точно сегодняшние события провели между прошлым и будущим некую разделительную черту. Кое-кто из ребят косился на нас, некоторые удивленно хлопали глазами, но ржать и дразнить не пытались. На этаже показался Хобот — с ссадиной на лбу, какой-то безумно уставший. Ребятишки мгновенно окружили его, а он плюхнулся в кресло, обнял сразу троих или четверых самых мелких и что-то начал им бубнить успокаивающее.

Я видел, как в транспортер усаживался директор, прыгали другие преподаватели, а вот Рэм Павлович остался. Но к добру это или нет, я, честно сказать, не понимал.

— Все будет хорошо, — Вика погладила меня по спине, носом щекотнула ухо. — Мы обязательно победим…

Можно было не сомневаться, что Викасик в курсе назревающих событий. Это угадывалось по движению ее рук, выражению глаз. Насчет Хобота я был не совсем уверен, но квартет избранных — Скелетон, Тимур, Гольян и Вика — знали определенно больше прочих ребят. Знали и помалкивали. И тот однорукий, что беседовал с нами по телефону доверия, тоже выбрал из всех именно этих четверых. Однако обиды я не чувствовал. Практически совсем. Поскольку все было правильно. Кому и доверять, как не им. Телефон-то ведь так и назывался — телефон доверия. То есть, чтобы не мы ему жалились и что-то там доверяли, а ровным счетом наоборот. Возможно, все мы что-нибудь да умели, однако Скелетон с Тимуром определенно были сильнейшими. Значит, и дуться смысла не было. И все равно было страшновато: верткий неприятный ужик сновал где-то внутри, переползал то повыше, то пониже, стягивая внутренности, холодя и наполняя непрошенной дрожью.

— У тебя все получится, — Викасик осторожно коснулась моей щеки губами, и мне стало до жути грустно. Поцелуй она меня вчера или позавчера, да я бы до потолка прыгал! А сегодня, сейчас — в ту самую минуту, когда Скелетон слушал последние советы далекого собеседника, я и отреагировать нормальным образом не мог. Ну не мог, и все тут!