Милый недруг - Джин Уэбстер Страница 34

Нет, о Софи он и думать не хочет. Аллегра или никто! Видимо, я пойму, что, по слабоволию, погубила всю будущность этого ребенка. С этим прощальным укором он направился к двери. «Мисс Мак-Рэй, доктор Мак-Брайд!» Он отвесил два поклона и удалился.

Как только дверь за ним закрылась, мы сцепились с доктором. Он заявил, что человек, претендующий на современные гуманные взгляды, постыдился бы допустить хоть на секунду мысль о разрыве такой семьи. Я же обвинила его в том, что он не хочет отпустить ребенка из чисто эгоистических соображений; и это, я думаю, правда. У нас был форменный поединок, и в конце концов доктор раскланялся с такой преувеличенной вежливостью и с таким оскорбленным достоинством, что превзошел самого Дж. Ф. Бретланда.

После этого двойного сражения я чувствую себя такой разбитой, точно меня только что прокатили нашей новой бельевой каталкой. А потом вернулась Бетси и выругала меня за то, что я упустила из рук самую отборную семью, какую нам удавалось откопать.

Таков конец нашей бурной недели, и все же обе, — и Софи, и Аллегра — так и остались приютскими детьми. Ради Бога, уберите доктора и пришлите мне взамен немца, француза, китайца — кого хотите, только не шотландца!

Твоя растерзанная

Салли.

P.S. Думаю, что и доктор проводит вечер за письмом, где просит убрать меня. Я не буду протестовать, если вы согласитесь. Мне надоели приюты.

Милый Гордон!

Вы противный, придирчивый, претенциозный, привередливый, пренесносный человек. Почему бы мне не побыть шотландкой, если мне хочется? Ведь в моей фамилии есть частица «Мак».

Конечно, приют Джона Грайера с восторгом будет приветствовать Вас на будущей неделе — не только из-за ослика, но и из-за Вас. Собиралась написать Вам письмо в милю длиной, чтобы вознаградить за свои прошлые грехи, но к чему это? Ведь я увижу Вас послезавтра, — и как я этому рада!

А за мой шотландизм прошу не сердиться, мои предки жили в шотландских горах.

С. Мак-Брайд.

Дорогая Джуди!

Все в Джон-Грайере в полном порядке, за исключением одного сломанного зуба, одной вывихнутой руки, одного поцарапанного колена и одной инфлюэнцы. Мы с Бетси вежливы, но холодны. Досадно только, что доктор тоже довольно холоден и как будто считает, что падение температуры целиком исходит от него. Он занимается своим делом с весьма отвлеченным, научным видом, вполне учтив, но держится, как чужой.

Однако он мало беспокоит нас. Мы ждем визита куда более привлекательной личности. Палата Представителей снова отдыхает от трудов праведных, и Гордон наслаждается каникулами, два дня из которых он собирается провести в местной гостинице.

Я в восторге от известия, что вам надоел морской берег и что вы обсуждаете вопрос о наших местах на остаток лета. В нескольких километрах от Джона Грайера сдается просторное имение, и для Джервиса будет приятным разнообразием приезжать из города только по субботам. После недельной разлуки, проведенной в работе, у вас обоих будут хоть какие-нибудь новые мысли в добавление к обычной порции.

В данную минуту не могу дальше философствовать о семейной жизни, ибо вынуждена освежить в памяти доктрину Монро и две-три других политических темы.

С нетерпением жду наступления августа и возможности провести с тобой три месяца.

Как всегда,

Салли.

Пятница.

Милый недруг!

В высшей степени великодушно с моей стороны пригласить Вас к обеду после вулканического взрыва прошлой недели. Но как бы то ни было, пожалуйста, приходите. Вы помните нашего филантропического друга, мистера Холлока, который прислал нам орехи, золотых рыбок и прочие неудобоваримые мелочи? Он будет сегодня вечером здесь, и для Вас представляется возможность направить поток его благосклонности в более гигиеничное русло. Мы обедаем в семь.

Как всегда,

Салли Мак-Брайд.

Милый недруг!

Вам бы родиться в те времена, когда каждый жил в отдельной пещере на отдельной горе.

С. Мак-Брайд.

Пятница, 6.30.

Дорогая Джуди!

Гордон здесь и совершенно неузнаваем. Он открыл старую как мир истину, что дорога к сердцу матери ведет через лесть ее детям, и не нашел ничего лучшего, как расхвалить всех 107. Даже для Лоретты Хиггинс он придумал комплимент: ему очень нравится, что она не косит.

Сегодня он ходил со мной в деревню за покупками и был очень полезен своими советами в выборе лент для двадцати девочек. Он попросил разрешения самому выбрать ленты для Сэди Кэт и после долгих колебаний остановился на оранжевой ленте для одной косы и ярко-зеленой — для другой.

В то время как мы были погружены в это дело, я заметила, что соседняя покупательница, с виду поглощенная крючками и петлями, во все уши прислушивается к нашей болтовне.

Она была просто разодета — огромная шляпа, вуаль с крапинками, боа из перьев и зонтик nouveau art [36]. Мне в голову не могло прийти, что это моя знакомая, пока мой взор случайно не упал на ее глаза и я узнала ехидный блеск. Она поклонилась мне чопорно и неодобрительно, и я поспешно отдала ей поклон. Оказалось, что это миссис Мак-Гурк в своем воскресном туалете.

Бедной миссис Мак-Гурк не понятен чисто интеллектуальный интерес к мужчине. Она подозревает, что я хочу выйти замуж за каждого мужчину, с которым встречаюсь. Сперва она думала, что я хочу похитить у нее ее доктора, а теперь, видя меня с Гордоном, она смотрит на меня, как на чудовище, которое хочет проглотить их обоих.

До свиданья! Идут гости.

11.30 вечера.

Только что у меня состоялся обед в честь Гордона с Бетси, миссис Ливермор и мистером Уизерспуном в качестве гостей. Я любезно включила и доктора, но он лаконично отклонил эту честь, заявив, что не чувствует себя в светском настроении. Наш доктор не дает вежливости заслонять правду!

Нет никакого сомнения. Гордон самый эффектный мужчина на свете. Он так красив, прост и остроумен, его манеры так безукоризненны — да, он был бы идеальным, очень живописным супругом! Но в конце концов, мне думается, что с мужем придется вместе жить, а не только показывать его на обедах и файв-о-клоках.

Сегодня он был исключительно мил. Бетси и миссис Ливермор совершенно влюбились в него, а я — только чуточку. Он произнес блестящую речь о благополучии Явы. Мы давно уже ломаем себе голову, где устроить ночлег для нашей обезьянки, и Гордон доказал с неоспоримой логичностью, что раз ее подарил нам Джимми, а Джимми — друг Перси, то она должна спать у Перси. Гордон прирожденный оратор, и аудитория действует на него, как шампанское. Он может рассуждать с такой же серьезностью об обезьяне, как о величайшем герое, когда-либо проливавшем свою кровь за отечество.