Малыш Николя - Рене Госинни Страница 3

Мы все были «за», действительно, отличная мысль, но Альцест не соглашался.

– Почему это я должен быть индейцем? – возмутился Альцест.

– Потому что у тебя перья на голове, дурак! – ответил Жоффруа. – И потом, если тебе не нравится, то и не играй. В конце концов, сколько можно, ты всем уже надоел!

– Ну и ладно, раз так, то я не играю! – Альцест надулся, отошёл в угол, вынул из кармана булочку с шоколадом и начал её есть.

– Надо, чтобы он играл, – сказал Эд. – Это наш единственный индеец, а если он будет упираться, я могу его ощипать!

Альцест заявил, что, так и быть, он согласен, но при условии, что в конце он окажется хорошим индейцем.

– Ладно, ладно, – отмахнулся Жоффруа, – какой же ты всё-таки настырный!

– А кто будет пленным? – спросил я.

– Да Жоффруа, конечно, – сказал Эд. – Привяжем его к дереву бельевой верёвкой.

– С какой стати? – теперь возмутился Жоффруа. – Почему это я? Я не могу быть пленным, у меня из вас всех самый лучший костюм!

– Ну и что? – ответил Эд. – У меня вот тоже есть белая лошадь, а я ведь не порчу игру!

– Это у меня белая лошадь! – сказал я.

Эд разозлился и сказал, что белая лошадь его, а если мне это не нравится, он мне врежет по носу.

– Только попробуй! – воскликнул я.

Он попробовал, и у него получилось.

– Ни с места, Оклахома Кид! – кричал Жоффруа и стрелял во все стороны из револьвера. Руфюс свистел в свисток и тоже кричал:

– Эй, я шериф, я вас всех арестую!

А Альцест бил его своим томагавком по кепке и орал, что берёт его в плен, но Руфюс разозлился, потому что его свисток упал в траву, а я плакал и говорил Эду, что я у себя дома и не хочу больше его здесь видеть. Все кричали, это было здорово, и всем было ужасно весело.

Потом из дома вышел папа. Вид у него был недовольный.

– Эй, ребята, что это за грохот, вы что, не можете нормально играть?

– Это из-за Жоффруа, мсье, он не хочет сдаваться в плен! – объяснил Эд.

– Хочешь по морде получить? – спросил Жоффруа, и они опять начали драться, но папа их разнял.

– Ребята, – сказал он, – я сейчас вам покажу, как надо играть. Я сам буду пленным!

Мы ужасно обрадовались! Классный у меня папа. Только мы успели привязать его к дереву бельевой верёвкой, как увидели, что через изгородь к нам перепрыгнул мсье Бледур.

Мсье Бледур – это наш сосед, он очень любит дразнить моего папу.

– Я тоже хочу играть, я буду краснокожим Упрямым Быком!

– Иди отсюда, Бледур, тебя никто не звал! – сказал ему папа.

Но мсье Бледур тоже классный; он встал перед папой, скрестил руки на груди и приказал:

– Пусть этот бледнолицый попридержит свой язык!

Папа изо всех сил старался отвязаться, а мсье Бледур начал танцевать вокруг дерева и кричать на разные голоса. Нам, конечно, очень хотелось остаться подольше и посмотреть, как играют и валяют дурака папа и мсье Бледур, но мы не могли, потому что мама позвала нас на полдник, а потом мы пошли ко мне в комнату играть в электрическую железную дорогу. Но я даже не представлял себе, что папа так сильно любит играть в ковбоев. Когда вечером мы снова спустились в сад, мсье Бледур уже давно ушёл, а папа всё ещё был привязан к дереву, кричал и строил рожи.

Здорово всё-таки, когда умеешь вот так играть сам с собой!

Бульон

Сегодня нашей учительницы не было в школе. Мы как раз строились во дворе, чтобы войти в класс, и тут наш воспитатель, мсье Дюбон, сказал:

– Сегодня вашей учительницы не будет, она заболела.

Потом мсье Дюбон проводил нас в класс. Мы зовём нашего воспитателя Бульоном, когда его нет поблизости, конечно. Мы его так зовём, потому что он всё время говорит: «Посмотрите мне в глаза», а в бульоне есть глазки.́ Я тоже не сразу догадался, это мне потом старшие ребята объяснили. У Бульона большие усы, он часто всех наказывает, и с ним шутки плохи. Поэтому мы огорчились, что он будет за нами присматривать, но, к счастью, когда мы пришли в класс, он нам сказал:

– Я не могу остаться с вами, мне надо поработать с господином директором, поэтому посмотрите мне в глаза и дайте обещание, что будете хорошо себя вести.

Мы все посмотрели и пообещали. Но вообще-то мы всегда хорошо себя ведём.

Но он, то есть Бульон, кажется, не слишком-то нам поверил и спросил, кто у нас в классе лучший ученик.

– Это я, мсье! – сказал Аньян ужасно гордо.

– Хорошо, – сказал Бульон, – ты сядешь на место учительницы и будешь следить за порядком в классе. А я буду время от времени заходить, чтобы взглянуть, как у вас дела. Повторяйте уроки.

Аньян очень обрадовался. Он уселся за учительский стол, а Бульон ушёл.

– Так, – сказал Аньян, – у нас должна была быть арифметика. Открывайте тетради, будем решать задачу.

– С ума сошёл? – спросил Клотер.

– Клотер, прекрати болтать! – закричал Аньян, который, кажется, на самом деле вообразил себя учительницей.

– Иди сюда и повтори мне это, если ты мужчина! – сказал Клотер, но тут дверь класса открылась, и вошёл Бульон, ужасно довольный.

– Ага! – воскликнул он. – А я ведь специально задержался за дверью, чтобы послушать. Эй, ты, посмотри-ка мне в глаза!

Клотер посмотрел, но то, что он там увидел, кажется, ему не очень понравилось.

– Ты проспрягаешь глагол в предложении «Я не должен грубить своему товарищу, которому поручено за мной присматривать и который хочет, чтобы я решал задачи по арифметике».

Сказав всё это, Бульон вышел, но пообещал, что ещё вернётся.

Жоаким предложил посторожить у двери, и мы все были согласны, кроме Аньяна, который кричал:

– Жоаким, вернись на своё место!