Марка страны Гонделупы - Софья Могилевская Страница 3

— Я один, что ж тут особенного, — упавшим голосом пролепетал Петя.

Вот когда ему стало по-настоящему страшно!

А не удрать ли домой? Прямо сейчас? Сию секунду…

Но удирать было поздно. Сестра в белом халате спросила у Пети, как его зовут, как его фамилия и сколько ему лет.

Петя тотчас ответил, что зовут его Петя, что фамилия его Николаев и что недавно ему исполнилось семь лет.

— Ступай посиди, тебя вызовут, — сказала сестра и все, что ей сказал Петя, быстро записала в большую книгу.

А Петя пошел на свободное место у окна и сел.

Сел, глянул направо, на своих соседей, и обмер: рядом с ним, бок о бок (ну кто бы мог такое представить?!) сидел его злейший враг — Вовка.

Но какой же это был не похожий на себя Вовка! Он весь лоснился от чистоты. Его красные щеки блестели, будто два хорошо вымытых помидора. А коленки-то, коленки! Наверно, их терли мочалкой часа два! Если не больше…

Петя посмотрел на свои колени. М-да… Мама покраснела бы и за его рубашку, и за его трусики. Но за колени — больше всего?..

А Петя не собирался краснеть. Ничуть. И если щеки его слегка порозовели, а глаза заблестели, так это вовсе не от стыда. Наоборот — от гордости.

Вовка не решился бы прийти сюда один. Куда там! Рядом с ним сидела мама. И тут же, к великому Петиному удовольствию, она спросила:

— Неужто ты один, Петя?

— Один, — гордо проговорил Петя и небрежно прибавил: — Что ж тут особенного?

— Может, и мне уйти… Останешься? — спросила у Вовки мать. — Вот, будете вместе.

— Останусь, — буркнул Вовка, стараясь не смотреть в Петину сторону.

— Ну и ладно! Коли так, не буду времени терять. — И, твердо шагая, она направилась к двери.

Мальчики остались одни. Они сидели рядышком, надутые, сосредоточенные. И хотя оба отвернулись друг от друга и смотрели в разные стороны, прежней вражды не чувствовали. Наоборот, им очень хотелось поговорить.

Но кто же решится первый?

Петя?

Ну нет! Он скорее проглотил бы кончик собственного языка.

А у Вовки и в мыслях такого не было. Первому мириться, когда Петька кругом виноват? Очень надо!

Иногда они бросали исподлобья друг на друга быстрые незаметные взгляды. Ерзали на стульях. Но оба молчали, крепко стиснув зубы.

Так прошло пять минут. Потом десять. Потом пятнадцать.

И вдруг совершенно отчетливо из боковой двери раздалось:

— Владимира Чернопятко к врачу.

Петя вздрогнул. Быстро, как на пружинке, повернулся к Вовке:

— Тебя.

— Да, — еле слышно прошептал Вовка, и щеки его стали медленно бледнеть.

Петя почувствовал к своему недавнему врагу такую жалость!..

— Ты не бойся, — прошептал он. — Это не очень больно…

— Я не боюсь, — дрогнувшим голосом ответил Вовка и поднялся со стула.

В ту же минуту тот же голос из той же двери крикнул:

— Петра Николаева к врачу!

— Тебя тоже! — вскричал Вовка, и румянец мгновенно вернулся на его щеки. — Пошли вместе…

— Пошли! — воскликнул Петя.

И оба, рука об руку, они вошли в кабинет к врачу.

— Ага, два дружка-приятеля! Вместе в школу поступать, вместе оспу прививать! — весело встретил их старенький доктор.

— Вместе! — уже ничуть не робея, проговорил Петя.

Вовка же солидно объявил:

— Завтра наши документы пойдут относить в школу. Его и мои.

— Понимаю, понимаю, — сказал доктор. — Ну-ка, снимайте рубашонки… Я вас сначала послушаю, постукаю…

Из поликлиники шли они долго. Сначала остановились и сверили свои справки. Все в них оказалось совершенно одинаково. Все, вплоть до запятых. Конечно, кроме имен и фамилий.

Потом они еще раз остановились, чтобы поглядеть на только что привитые оспины. И, хотя это были пустяковые, едва заметные царапины, каждый похвалился, как здорово он вытерпел «эту ужасную боль» и даже не пикнул.

У Петиной калитки они остановились.

— Давай сегодня шалаш строить! — предложил Вовка.

— Ладно, — согласился Петя. — Только лучше у нас в саду…

— Только поближе к нашему забору, — сказал Вовка.

— Не к вашему, а к нашему… — упрямо сдвинув брови, начал было Петя. Но одумался. Примирительно сказал: — А забор-то не ваш и не наш, а заводской.

— А ты думал! — усмехнулся Вовка.

На следующее утро мама пошла записывать Петю в школу. Он остался дома и не мог найти себе места от волнения. Он слонялся по саду, ничем не мог заняться. И Вовки, как назло, нигде не было. Даже десяток вишен, чудом уцелевших среди листьев, не доставили Пете никакого удовольствия. Он съел их с мрачным видом, хотя вишни были необычайно сладки той особенной сладостью, какая бывает у последних ягод, перезрелых и чуть провяленных солнцем.

Уж какие там вишни, когда мамы нет и нет! Все-таки странно, почему так долго? Может, справка об оспе не годится? А вдруг они уже опоздали? Вот ведь какая мама! Он просил ее пойти пораньше, а она выбралась только в половине десятого…

Да, да, так оно и есть — его не приняли! И она нарочно не идет, чтобы его не огорчать.

И вдруг…

— Петя! Петушочек!

Петя видит: в раскрытой настежь калитке стоит мама.

Мама щурится от солнца, ищет его глазами и не видит.

Петя хочет бежать ей навстречу, но ноги его не слушаются.

— Мама, — шепчет он. — Мама…

А мама зовет его:

— Ну иди же ко мне! Иди скорее! Первоклашка ты мой…

И сама бежит навстречу Пете.

— Да? — У Пети дух захватывает от восторга. — Да?

— Да, да! — смеется мама. — Да, да, да!

Петя заливается румянцем, несколько раз подпрыгивает и орет на весь сад:

— Ура!

— Ур-ра! — доносится из соседнего сада. Над забором появляются щеки помидорового цвета и блестящие глаза Вовки.

— И тебя тоже? — кричит ему Петя и бежит к забору.

— Приняли! — кричит Вовка и тут же на глазах у изумленных мамы и Пети совершает великолепнейший прыжок: с самого верха забора прямо к ним в сад.