Страшные сказки дядюшки Монтегю - Крис Пристли Страница 3

Сад со всех сторон окружала высокая каменная стена, окрашенная тут и там желтыми, серыми и нежно-кремовыми пятнами лишайника. С восточной стороны в стене были высокие, темного дерева ворота, к которым вела посыпанная гравием дорожка. На запад можно было выйти через небольшую арку, обрамленную двумя отчаянно колючими кустами; для этого следовало открыть калитку, выкрашенную полуоблезшей краской бутылочно-зеленого цвета и запертую на тяжелый кованый засов.

Калитка вела на выгон площадью около двух акров, с одной стороны ограниченный уже упомянутой стеной сада, с противоположной – зарослями боярышника, лещины и кизила, а с двух других – деревянной изгородью из уложенных на столбики жердей. Почти ровно посередине выгона росло гигантское и очень старое дерево.

Отец с гордостью указал на него, когда проводил для Джозефа ознакомительную экскурсию по роскошному новоприобретенному дому и примыкавшим к нему владениям. Отец Джозефа был обычно скуп на эмоции, отдавая, видимо, весь жар души своей работе, про которую Джозеф мало что понимал, кроме разве того, что она как-то связана с деньгами и их приобретением. Но, показывая Джозефу дерево, отец проявил несвойственную ему сентиментальность. Он неуклюже, но нежно обнял Джозефа за плечи и сказал:

– Видишь это дерево, сын? Этот древний вяз? Разве он не прекрасен – этакий великан! Ему, должно быть, уже много сотен лет. Сколько же всего он повидал на своем веку!

Джозеф не мог не согласиться, что древний вяз действительно прекрасен. Стоя посреди выпаса, он напоминал ему животное в загоне или, скорее, в вольере зоопарка – лишенное свободы, но неприрученное.

– У меня есть для тебя подарок. Надеюсь, он тебе понравится, – сказал отец и вручил Джозефу маленькую синюю коробочку, в которой, когда Джозеф ее открыл, оказались золотые карманные часы.

– Ах! – восхитился Джозеф. – Это правда мне? Спасибо, папа.

– Давай же, надень, – сказал отец с улыбкой. – Но только, ради бога, не потеряй! Они дьявольски дорогие.

С отцовской помощью Джозеф продел цепочку в петлю на жилете и засунул часы в кармашек. Они умиротворяюще затикали у самых его ребер.

Назавтра отец Джозефа уехал в Лондон. У него была квартира рядом с Сити, там он и проводил большую часть недели, приезжая в загородный дом на выходные. Так как сам Джозеф учился в школе-интернате и дома появлялся только на каникулах, такой распорядок отцовской жизни его не огорчал. В школе же он если и скучал по родителям, то очень редко. Поэтому Джозеф удивился слезам, которые навернулись у него на глазах, когда он, стоя в воротах сада, махал рукой вслед уезжающему отцу.

– Не убивайся так, – сказала мать. – Пойдем лучше погуляем с Джесс.

Кликнув спаниелиху Джесс, Джозеф с матерью вышли за ворота. По тропинке, огибавшей стену сада, они миновали общинное пастбище, прошли под сбившимися в рощицу дубами, буками и каштанами и наконец оказались на выгоне. Его еще не косили. В высокой, белесой на солнце траве алели маки и звенели сверчки. Над всем этим возвышался могучий вяз.

Джесс, как обычно, носилась туда-сюда, обнюхивая тропинку, но в этот раз ее как-то особенно тянуло к дереву. Сильнее всего ее интересовал похожий на пещеру провал между корнями, который Джозеф раньше не замечал.

Собака принюхалась, настороженно приблизилась к провалу и заглянула в него. Чтобы лучше слышать, она поднимала то одно, то другое ухо, а потом вдруг оба прижала к голове. При этом Джесс тихонько заскулила – Джозефу показалось, что она что-то приговаривает себе под нос.

Они с матерью весело наблюдали за перетрусившей Джесс, когда та вдруг наклонила голову набок и навострила уши, явно уловив какой-то шум, а затем подалась вперед и робко сунулась мордой в пещеру.

В следующий миг она издала глухой вой, удивительно походивший на человеческий вопль ужаса, отскочила от дерева и стремглав бросилась через выгон, как будто за ней гнались черти.

У калитки в сад Джесс пришлось остановиться: мало того что дверца была тяжелой, так еще и открывалась наружу. В отчаянном стремлении спастись собака скулила и подвывала, царапала когтями доски и рыла землю. С криками «Джесс! Джесс!» Джозеф кинулся за ней, а когда подбежал и попытался успокоить, она очумело уставилась на него и укусила за руку.

Никогда раньше Джесс – даже щенком – Джозефа не кусала. Теперь же она, кажется, просто его не узнавала, обезумев от страха. Как только Джозеф открыл калитку, Джесс шмыгнула в нее и, оскальзываясь на гравии дорожки, понеслась к воротам и дальше – на большую дорогу.

– Ничего страшного, Джозеф, – попыталась утешить его мать. – Не бойся. Она вернется.

Но Джесс так и не вернулась.

Джозеф уже очень давно не плакал, но из-за Джесс он разрыдался как маленький. В школе он часто мечтал о том, как дома на каникулах будет с ней играть. Мать сказала ему, что отчаиваться рано, что собака еще может вернуться живой и невредимой. Они даже несколько раз давали в местную газету объявления о ее пропаже, в которых обещали нашедшему хорошее вознаграждение, но на них так никто и не откликнулся.

Когда через неделю отец вернулся домой из Лондона, он повел Джозефа гулять на выгон и во время прогулки сказал, что, похоже, Джесс они больше не увидят и поэтому родители купят Джозефу другую собаку. Но он не хотел другой собаки. Ему была нужна Джесс.

Отец присел на корточки, заглянул в провал между корнями дерева и потянулся туда рукой.