Фрэнки, Персик и я - Карен Маккомби Страница 29

Сегодня утром после завтрака я незаметно умыкнула Фрэнки от ее фан-клуба (то есть моего семейства) и повела ее в свое логово. Я думала, что это будет самое подходящее место, чтобы хоть немного уединиться и обсудить ситуацию с Сэбом, но у меня было такое чувство, что Фрэнки этого совсем не хочет. Она все время как бы отдалялась от меня — хихикала, шутила, поддразнивала меня, вставляла в разговор столько шуток и колкостей, что не было никакой возможности сменить тему.

— Вот это да! — Она открыла рот от удивления, когда я, толкнув, распахнула задубевшую деревянную дверь и ввела ее в мое логово. — Ну и дыра! Это, случайно, не то место, откуда пошла моровая чума? Ну и зубрила же ты! — провозгласила она, взглянув на листок бумаги с компьютерной распечаткой о Барбадосе, который я приколола на пробковую доску. — Делаешь в каникулы домашнее задание по истории? Ты просто ненормальная! А это что еще такое? — Она схватила помятую фетровую шляпу с гвоздя и напялила ее себе на голову. — Я подозревала, что ты не такая модница, как я, Нейша и все остальные, но кто тебе одолжил это чудо? Твоя прабабушка? А это что? — спросила она, взяв в руки кусок изразца, который я принесла из дома Джозефа как сувенир. — Ты хочешь превратиться в одну из этих ненормальных старух, которые тащат домой всякий хлам? Их еще показывают по ящику в документальных фильмах. Они всегда подбирают старых облезлых кошек!

«Она все это говорит только для того, чтобы рассмешить меня и отвлечь от мыслей о Сэбе», — поняла я, глядя, как Фрэнки осторожно берет выщербленную, с узором из роз чашку и изучает ее, словно пробирку, полную соплей...

— Стелла, — сурово проговорила Фрэнки, кладя руку на лицо пирата, поющего песню про «йо-хо-хо», — пожалуйста, скажи мне, есть ли в этом городе хоть что-то более интересное?

— Ну-у... — протянула я, глядя в окно на видневшуюся набережную и не находя никакой вдохновляющей идеи.

Может, предложить ей покататься на водном велосипеде вместе с пенсионерами или покормить пирожными чаек, но Фрэнки наверняка отвергнет это с презрением.

— Бедная Стелла! — Фрэнки внезапно вздохнула, отходя в сторону от пирата и обвив мою шею руками. — Ты действительно переехала в самое унылое и скучное место на земле, бедняжка...

* * *

У меня стала кружиться голова, и я поняла, что нельзя так долго задерживать дыхание. (Идиотка.)

Сделав глубокий вздох, я в восхищении стала смотреть, как пыль клубится вокруг наших лодыжек, — не потому, что я никогда раньше не видела пыли, а потому, что поняла: эта пыль могла лежать здесь непотревоженной многие годы. Мы с Фрэнки поднимались по скрипучим, некогда роскошным ступеням величественной лестницы, и от восхищения у меня по спине пробегали мурашки. Через несколько секунд мы увидим все секреты, которые скрывают комнаты наверху... Я еле сдерживала нетерпение.

Фрэнки между тем была совершенно равнодушна:

— ...Так что сегодня они все собрались отправиться в Кэмден Маркет. Лорен хочет наврать, что ей уже шестнадцать, потому что она спит и видит сделать на пупке пирсинг, и ей надо найти место, где его делают тем, кому еще нет шестнадцати, если, конечно, родители не возражают, а ты сама знаешь, что у нее за родители!

Я решила показать Фрэнки, что Портбей не такой уж скучный, и повела ее в Сахарную бухту к дому Джозефа. И вот мы здесь, однако Фрэнки это старое здание заинтересовало не больше, чем любой другой древний хлам.

— Элени сказала, что возьмет косметику Лорен, чтобы сделать ее старше, но Нейша думает, что это дохлый номер. И она права. Потому что это сразу бросается в глаза — когда на тебе тонны косметики, особенно днем!

— Да, верно, — пробормотала я, вертя головой в разные стороны, потому что на площадку второго этажа, куда мы поднялись, выходило несколько дверей.

— Парминдер поспорила с Нейшей, что у Лорен ничего не получится с этим делом, — продолжала болтать Фрэнки, опираясь локтями о перила.

Недослушав ее, я стала заглядывать в каждую комнату, но не нашла там ничего, кроме пустоты, голого дощатого пола и великолепных видов из окон.

Годами какой-то человек или какие-то люди планомерно выносили из дома всевозможные предметы, оставшиеся от проживавшего в нем семейства, и я не могла понять, почему все это приводит меня в такое уныние.

— Если Парминдер выиграет, Нейше придется каждую неделю в течение месяца покупать ей журнал «Хит», — не умолкала Фрэнки, — а если выиграет Нейша, то Парминдер должна на две недели отдать ей свой выпрямитель волос.

Лишь вполуха слушая свою лучшую подругу, я вошла в маленькую спальню, в которой было так же пусто, как и в остальных комнатах. Я уже собиралась повернуться и выйти из нее, как вдруг заметила нечто, заставившее меня вздрогнуть... а потом улыбнуться. В Америке «идти кошачьим маршрутом» означает, что ты идешь не обычной, не проторенной дорогой. Они так говорят, потому что кошки плетут свои невидимые человеческому глазу замысловатые дорожки по одним известным только им соображениям. Значит, некая кошка (или некий толстый рыжий кот?) следовала своим кошачьим маршрутом как раз через эту комнату — отпечатки лап проложили легкую извивающуюся тропинку по пыльному полу. Я пошла по следу, прокладывая свой собственный кошачий маршрут (пожалуй, хорошо, что Фрэнки не могла меня видеть, а то бы она подумала, что я сошла с ума, и вскочила бы в первый попавшийся поезд, идущий отсюда).

— Во всяком случае, Лорен сказала, что очень жаль, что я не пойду с ними сегодня, — долетал до меня голос Фрэнки, — потому что если она закусит удила, они ничего не смогут с ней сделать. Но если бы там была я, она бы побоялась выкидывать свои штучки!

Положив руки на подоконник, я любовалась самым прекрасным видом на море, берег и кружащих над водой чаек, а из головы никак не выходила мысль, что некто — очень, очень, очень давно — засыпал в этой комнате ночью и просыпался утром и перед его глазами каждый день расстилался этот великолепный вид.

— Эй, что ты там делаешь? — раздался голос Фрэнки, и ее шаги послышались совсем рядом. — Послушай, Стелл, без обид, но это место немного того, скучновато. Может, пойдем куда-нибудь еще?

В то время как она это говорила, мои пальцы нащупали неровности на подоконнике, как будто там было что-то нацарапано. Я взглянула вниз и прочла имя... потом другое. Десятки лет назад их нацарапали на окрашенном дереве. Неровные, падающие буквы. Сначала я разобрала первое имя: «Элиза», потом второе — «Джозеф». Рядом были нацарапаны почти совсем стершиеся слова, которые прочитать можно было с большим трудом.

— «Друзья навечно, 1841», — пробормотала я. Мое сердце билось так сильно, как будто я бежала стометровку на Олимпийских играх.

— Что там такое? — зевнув, спросила Фрэнки.

— Слушай, я знаю, куда мы можем пойти! — медленно проговорила я.

— Да что ты? И куда же?

— В музей!

— Ты, должно быть, шутишь! — второй раз за сегодняшний день прорычала Фрэнки.