Макс - Джеймс Паттерсон Страница 29

Это что, свидание? Этот вопрос снова и снова вертится у меня в мозгу. Я дошла до того, что мысленно изо всех сил призываю свой Голос. Только бы остановить эти навязчивые прогоны и послушать кого-нибудь, хоть со слабым намеком на здравый смысл.

Какового у меня, понятное дело, не наблюдается. Вся наша затея похожа на сон. Единственное, что я знаю, это что я в Гонолулу. Повсюду праздничные огни, сияющие витрины, толпы людей, матросы в форме…

…И мы с Клыком. Держимся за руки и едим мороженое.

И стая в безопасности под прикрытием военно-морской базы, где плюнуть некуда без того, чтобы не натолкнуться на ракеты противовоздушной обороны.

Жизнь прекрасна, лучше не бывает!

Мне страшно хочется остановиться и замереть. Не так, будто кто-то всадил мне в мозг наркоту и я намертво лишилась рассудка и впала в ступор, а так, чтобы застыть и впитывать в себя каждую секунду. Потому что все вокруг меня изменилось: краски ярче, люди красивее, музыка громче, море сине́е, звезды больше. А мороженое холоднее и слаще.

В моей руке, сжимающей руку Клыка, сенсорных рецепторов, кажется, вдруг стало в три раза больше. Надеюсь, это не новые мои способности прорезываются. Не надо мне, пожалуйста, никаких новых способностей. А то, того и гляди, жабры прорежутся.

Короче, этот вечер был абсолютно похож на свидание.

И что еще чудесно, что Клык предпочел меня этой дурацкой Прекрасно-Премудрой. Он ее отверг и послал, а все ради того, чтобы с замарашкой Макс есть мороженое и кимчи.

— Макс! — Я неожиданно понимаю, что Клык окликает меня уже в третий раз. А теперь он совсем остановился и озадаченно на меня смотрит. — Ты что, не в себе? Голос твой, что ли, вернулся? Инструкции его слушаешь?

— Ага, мы с ним кроссворд разгадываем.

Он улыбается и идет дальше.

— Не, никакого Голоса не прорезалось. Просто я совершенно в осадок выпала.

Я облизываю свое мороженое. Два шарика, один — апельсиновый шербет, а другой — мятное с шоколадной крошкой. И порознь, и вместе — вкус обалденный.

— Завтра наконец за дело принимаемся. А сегодня можно и в осадок повыпадать.

— Ага. Надеюсь…

— Понимаю. Не бойся, с ней наверняка все в порядке. Обещаю, я тебе дам ее похитителей собственными руками на части разодрать.

Клык видит меня насквозь. Он так хорошо меня знает, что с полувзгляда и полуслова понимает, что мне нужно.

— Спасибо. Понимаешь, я так все время психую. Где Надж? Что с ней? Все ли наши на месте, не случилось ли чего с ними? Но круг наш становится все шире — мама, Элла… Не то что меня на всех не хватает, но кажется, еще немного — и голова лопнет. Да что я тебе объясняю? Ты и сам все знаешь…

Он кивает:

— Только ты знай, что ты не одна. Мы снова вместе, и я с тобой.

На мгновение я онемела. Только судорожно вздохнула и облизала каплю растаявшего мороженого, стекающую по вафельной трубочке.

— Спасибо. — Я наконец пришла в себя. — Я знаю.

Вдруг мы снова оказываемся у металлической ограды у воды.

— Смотри, мы, кажется, снова к океану вышли.

— Точно. Здесь океан повсюду. Куда ни пойдешь, со всеми этими островами и островочками, везде к нему выйдешь.

Клык отпустил мою руку, но только чтобы обнять меня за плечи. И я чувствую его тепло даже сквозь куртку. Очень надеюсь, что у меня не появился миллион новых нервных окончаний. С ними, конечно, острее чувствуешь счастье. Но ведь есть и оборотная сторона медали: любая боль тоже будет острее. Вот теперь и подумайте, чего в моей жизни больше?

Я доела мороженое, высосала сладкие остатки из дырки в трубочке и тут же сообразила, как это уродливо, неряшливо и что ни одна порядочная девчонка так не делает. Опять у меня с манерами промашка вышла. Вытираю руки о джинсы и смотрю на глубокую черно-синюю воду, мерцающую в лунном свете. Где-то там в глубине держат в плену мою маму.

И вдруг понимаю, что, несмотря ни на что, я… Счастлива? На седьмом небе? Умиротворена? Что жизнь полна и обрела смысл? Я не знаю, как описать ЭТО словами. Со мной такого еще никогда не случалось, и слов для ЭТОГО я не знаю. Легче всего сказать, что я просто не хочу, чтобы этот вечер кончался.

Вернее, хочу. Хочу, конечно.

Потому что, когда кончится вечер, когда вслед за ним кончится ночь, мы наконец отправимся спасать мою маму.

Но если оставить это в стороне, пусть лучше сегодняшний вечер длится без конца.

— Макс. — Клык берет мое лицо в обе руки и ласково поворачивает к себе. Хоть бы оно только от мороженого липким не было. — В каких облаках ты витаешь?

— Ой, прости.

Это все Джеб виноват. Нет чтобы какой-нибудь ген болтовни мне привить.

— Ты что, про маму беспокоишься? Хочешь, домой пойдем?

— Нет, домой не надо. — Я взглянула ему в глаза и закашлялась от смущения. — Правда, все в порядке. Это я просто от счастья. Я хочу быть с тобой.

Что-то зажглось в глубине его глаз.

— Со мной?

Я киваю.

— Значит… ты выбираешь меня?

Так вон оно что значит влюбиться: слишком много эмоций, слишком много счастья, слишком много желаний и, кажется, слишком много мороженого…

Изо всех сил цепляюсь за стальной парапет — только бы устоять на ногах и не свалиться в океан. Или не рвануть от Клыка в небо, под защиту знакомой и привычной ночной темноты.

«Макс, возьми себя в руки», — говорю я себе. А может, это говорит мой внутренний Голос. Какая разница кто. Потому что в следующую минуту Клык наклоняется ко мне и целует. А я обнимаю его и прижимаюсь к нему крепко-крепко, прямо здесь, на глазах у всех. И целую его, забыв обо всем на свете, долго-долго.

До тех пор пока не… разверзаются небеса.

А как же иначе? Иначе со мной не бывает.