Ведогони, или Новые похождения Вани Житного - Вероника Кунгурцева Страница 28

И оказалось, что знание птичьего языка радости приносит мало. Вот скачут всадники, а над ними вороньё летит и меж собой перекаркивается, глядите, де, какое хорошее мясо едет.

Тут соловей, сидящий на Златыгоркином плечике, начинает снизу задираться:

— Ах вы, черные канальи! Чтоб у вас все перья повылазили! Стервы степные! Чего сгрудились, летите себе дальше! Сейчас скажу хозяйке, как тетиву‑то натянет, будете знать, коршун вас побери!

— Так она тебя и послушалась! — каркают из‑под тучи. — У нее стрелы‑то, небось, все наперечет! Станет она на нас тратиться!

Соловей же ответствует:

— А чего ж не станет — станет, стрелка‑то к ней воротится, да не одна, а с черной падалью!

Начинается перебранка, в которую и жаворонок вставляет свое словцо, и начинается такой птичий базар — что уж совсем ничего понять невозможно, даже смекающим по–птичьи. Ваня только уши зажимал от птичьего гвалта, а посестриме хоть бы хны! Посмеивалась в рукавицу. Конечно, ей‑то что — она ведь привычная!

Степанида Дымова, видевшая, каким способом научаешься птичьему языку, наотрез отказалась плевки в себя принимать — так что из всей компании только Ване, Златыгорке да жаворонку с соловьем пришлось выслушивать неприличную воронью брань.

Так вот и ехали. Местность шла холмистая, деревьев, кроме редких скоплений ольхи, почитай, что и не имелось, поэтому ехать можно было и по бездорожью.

И вот на закате солнца за очередным холмом открылся взгорок, на вершине которого показался огороженный бревенчатыми стенами город. Вскачь миновали золотое поле пшеницы, взлетели на бугор — и приблизились к зубчатым стенам, вкруг которых шел глубокий ров, а на дне ярился поток. Мост был поднят. Самшитовые ворота заперты. На створках извивался медный змей, который кусал собственный хвост. В глазу, обращенном к зрителю, горело семь рубиновых зрачков.

Златыгорка скричала громовым голосом, пускают, нет, в городок мирных путников?! Из привратной башни никто не выглянул, ничего не ответил, но мост стал со скрипом опускаться на заржавевших цепях — и рухнул к копытам Яблочка–оленя. Он первым и ступил на бревнышки, за ним Крышегор метнулся, которого Березай подгонял — видать, больно хотелось лешачонку круглые лесины лошадиными копытами опробовать. А уж Стеша с Ваней тронулись следом. Бревна моста были все черные, прогнившие, того ведь гляди проломятся! Кое‑как мостик миновали. Мальчик шепнул девочке, дескать, а может, объехать надо было городок–от?

Но уже распахнулись створки ворот — так что змей раздвоился — и четыре всадника въехали внутрь. Только разве ж это город? Ваня с любопытством озирался по сторонам: городок был не так чтоб велик и состоял из покосившихся бревенчатых строений, стоявших близко к крепостным стенам, так что посредине оказалась заросшая травой и кустарником овальная площадь. Кое–где крыши проломились, балки обрушились, бревна попадали, но главное — дома почему‑то не имели ни окон, ни дверей. Впрочем, крохотные отверстия под самой крышей всё‑таки были; с тыльной стороны зданий обнаружились, в конце концов, и дверные проемы… Но людей нигде не было: ни на улицах, ни внутри строений. Зря посестрима сторожко [42]натягивала тугую тетиву: никто их здесь не караулил. Только знакомые вороны расположились по кровлям крыш, как у себя дома, и поносили незваных гостей на чем свет стоит — но Ваня сделал вид, что ни словечка не понимает.

Всадники молча переглядывались и плечами пожимали, дескать, что это за городок такой?.. Почему пустует?

Прямо перед ними, на том конце площади, высилось самое большое здание, на высоченном фундаменте и с лесенкой, прилепившейся с торца. Окон опять‑таки не было — во всяком случае с этой стороны. Когда всадники объехали строение, то увидали, что зубчатая стена идет метрах в трех от него. Правда, заглянуть за нее не удалось, даже сидя на лошади, — слишком высокая. Ваня обернулся на дом… И кивнул на него Стеше.

Ох и странный это был домишко!.. Ваня, во всяком случае, никогда таких не видел. Цокольное основание из вертикальных лесин раза в три выше самого дома, построенного из горизонтально сложенных бревнышек. В доме три окошка, закрытых ставенками, крыша над которыми изогнулась волнами, над каждым окном — по волне. Но самым удивительным было то, что в цоколе имелись круглые отверстия, Ваня насчитал двенадцать дыр, в которые вполне могла протиснуться могучая посестрима: пять в ряд, под ними еще пять и две дыры по бокам.

Стеша сказала мальчику, а пошли, де, в дом! Раз тут нет никого, то давай, де, мы поживем хоть сколь-нибудь.

— Я весь зад себе отбила, не могу больше ехать!.. — стонала девочка. — А там, может, и кровати есть, поспим, как люди. Мечтаю на мягком растянуться, всё за это отдам… Ну, или почти всё…

И, недолго думая, Степанида Дымова направила коня на ту сторону, где приметила лесенку. Ваня — за ней. Златыгорка крикнула было, что надо бы пустить птичек вперед, пускай, де, они всё поразведают… Но Стеша уже лезла по трухлявой лестнице: дескать, не надо ей указывать, она сама разведчица! Ваня спешился — и за ней.

Вошел в темноту, попривык после света и увидел — пусто тут. А Стеша из второй горенки орет:

— Ой, тут кровать есть! Да какая! Ванька, иди посмотри!

Мальчик вошел в соседнее помещение и увидал: кроватка и вправду знатная, широкая, чуть не во всю комнату, на черных лапах, да дерево‑то позолоченное, хоть позолота и пообсыпалась! Только постель не очень свежая, плесенью от нее несет… Но Степанида Дымова и такой лежанке, видать, шибко была рада — плюхнулась на кровать, руки–ноги раскинула… И тут… Ваня пикнуть не успел, как случилось неладное: кровать сделала кувырок, стала кверху ножками, пол под нею разверзся — и Стеша с воплем ухнула куда‑то вниз. А коварная кроватка, как ни в чем не бывало, перевернулась — и опять стала на место, в ожидании следующего лежебоки… Но Ваня ложиться на нее не стал, бросился на пол и кулаками заколотил:

— Стеша, ты где? Стеша, ты живая? Отвечай же…

Ухо к половице приложил: слушает. Но ничего не услышал. Помалкивает десантница. Под кровать полез — щелки в полу были, видать, что подполье внизу, но вот как туда попасть?! Прочно тут всё. Мальчик метнулся тогда к двери, посестриму стал звать:

— Златыгорка, да Златыгорка же!

Хотел с лестницы спуститься — а той и нет! Девушка, видать, стала следом за ними подниматься, а гнилая лесенка тонный вес не выдержала — сидит посестрима на земле, ушибленные бока потирает. А лешак лестничную досочку–перекладину поднял и уминает, да нахваливает еще: вкусно, де!