Давно закончилась осада... - Владислав Крапивин Страница 27

Но Колю опередил кудлатый широколицый мальчишка — с пухлыми губами и скучающим взглядом. Один из тех, кто был усажен Трофимом Гавриловичем на задние парты. Подошел к Славутскому, слегка загребая сапогами.

— Эй, адмирал… Ты шибко грамотный в морских науках, да?

Славутский быстро стал спиною к стене, между окнами. Вскинул светло-синие глаза. На чистом, словно только что умытом лице — досада и опаска. Сказал негромко:

— Что тебе надо?

Кудлатый обрадовался.

— А мне «ништо»! Это тебе «што»!.. Чей «гудзик»? — И ухватил пуговицу на Жениной суконной курточке.

«Всё как тогда!» — ахнуло внутри у Коли.

Но такое «тогда» не должно повторяться! Ни с кем!.. И трусить дважды — это слишком! Для того он разве ехал сюда за тыщи верст!

Коля сам не понял, как оказался рядом со Славутским. Но ни тот, ни обидчик, его, кажется, не заметили.

— Отстань. Я знаю эту шутку, — не опуская глаз и по-прежнему тихо сказал кудлатому Славутский.

— Ха! Он всё знает! — Кудлатый радостно оглянулся на любопытных, что стояли уже за его спиной. И снова Славутскому: — Ты про этот гудзик знаешь… А про этот? — И хвать за другую пуговицу.

— Оставь! — деревянным голосом произнес Коля. — Он тебя не трогал!

— А?.. Ы-ы… — Толстые губы кудлатого разъехались. — Еще один адмирал…

Он совсем не похож был ни на лощеного Нельского, ни на его приятелей — этакий подмастерье в подпоясанной холщовой рубахе, с разлапистым носом и торчащими скулами. Вроде бы и не злое лицо, но… Все равно он «из них»! Потому что, несмотря на улыбку, в жидко-серых глазах не было ни капельки доброго. Только холодный интерес и удовольствие от того, что можно измываться безнаказанно.

— Оставь… ты… — сипловато повторил Коля.

— А вот не оставлю! — заулыбался тот пуще. — Хочешь смазь? — И растопыренными пальцами потянулся к Колиному лицу. Словно хотел собрать его в горсть!

Отвращение тряхнуло Колю крупным ознобом. И он вкатил негодяю звонкую пощечину!.. То есть хотел вкатить. Ладонью. Но пальцы сами собой сжались, кулак свистнул мимо щеки и костяшками смазал по губам. Кудлатый тут же прижал к ним ладонь. Замигал. Отодвинул руку от лица, глянул — на ладони красно. И с губ закапало. Кудлатый замигал сильнее и… тихонько завыл.

Коля тоже мигал.

И конечно же, как в тот раз, в корпусе, явилось начальство. Усатый Трофим Гаврилович.

— Э, да тут, я вижу, кровопролитие! Для знакомства, что ли? Кто зачинщик?

Все молчали. Кудлатый перестал подвывать и снова ладонью прикрывал рот. На рубахе темнели капли.

— Ну так я повторно спрашиваю: кто зачинщик? — сказал Трофим Гаврилович, не повышая голоса. Обежал глазами каждого и безошибочно остановил взгляд на Коле.

— Это ты его припечатал?

— Я, — сумрачно отозвался Коля, вытирая о штаны костяшки. И начал мысленно прощаться с ремесленной школой.

— Кажется, Лазунов твоя фамилия?

— Да…

— Но он не зачинщик! — воскликнул Славутский. Однако даже восклицание его было столь негромким, что наставник не обратил внимания. Или не успел обратить. Потому что за его плечом возникла раздвоенная борода директора.

— Что здесь за событие, господа?

— Да вот, изволите видеть, Владимир Несторович, первое налаживание содружества, — почтительно усмехнулся Трофим Гаврилович. — Никак у нынешних юношей не обходится без того, чтобы юшку пустить из носа…

— Вот как… И кто же положил сей почин? — Директор скрестил на мундире руки. Он теперь казался очень высоким. И смотрел со своей высоты, как Господь Саваоф с облаков, слегка досадующий, что вынужден разбираться в мелкой людской суете. Глаза у него были синие. Как у Славутского, только темнее. Коля глянул в них и опустил голову.

— Выходит, что я…

— Но он вовсе не зачинщик, господин директор! — прорезался высокий решительный голос. Надо же! Это Фрол! — Лазунов только вступился за невиноватого! Вот он… — Фрол подбородком показал на кудлатого, — полез к слабому, за то и получил!

— Вот оно что… Получил, судя по всему, за дело… — Директор всех обвел взглядом. — Отправляйтесь по домам, петухи. И впредь обходитесь без «юшки», иначе накажу примерно… А ты… а вы, Лазунов, ступайте за мной, продолжим разговор…

Директор пошел по коридору, и Коля — сбивчивыми шагами — за ним. После поворота, когда в коридоре стало безлюдно, Владимир Несторович остановился.

— Ну-с, молодой человек… как же это вы? В первый день…

Коле бы объяснить все как было, а он стоял и глядел на носки своих сапожек. Все слова потерялись.

— Вы вовсе не похожи на драчуна…

— Я и не хотел… А он…

— Ну, ладно. Ладно… Однако же можно было и словами…

— А я сперва словами! А потом…

— Ну, хорошо, оставим это. Удача в том, что первым к происшествию подоспел я, а не наш сторож Ефимыч. Он бы, чего доброго, отвел всех без разбора в кладовую, где у него для подобных случаев есть, по слухам, подходящие хворостины…

Коля исподлобья метнул взгляд на директора.

— Говорили, что здесь не будет такого!

— Конечно, конечно. Да ведь Ефимыч-то по простоте душевной и преклонности возраста может об этом не помнить… Впрочем, шучу… Скажите-ка мне, Коля… Вас ведь Колей зовут?

— Да… Владимир Несторович.

— Скажите, Коля, как вам первый день занятий?

Коля опять глянул исподлобья. Уже посмелее.

— Мне понравилось, Владимир Несторович.

— Да? А что понравилось более всего?

— Ну… то, что будет корабельная наука.

— А! Вы чувствуете склонность к морскому делу?

— Да… мне нравятся корабли, — выдохнул Коля. И подумал: «Уж не знает ли он о корпусе?»

Директор, видимо, не знал. Кивнул:

— Весьма похвально. Я понимаю, что вы не стремитесь стать мастеровым в доках, но знание кораблей не лишнее для всякого человека, независимо от рода его занятий. Полезно оно и людям искусства, и людям науки. Ибо это знание — часть человеческого опыта. В кораблях есть особая стройность и гармония, которая облагораживает душу и тем помогает во всех делах… Я понятно изъясняюсь?

— Да, Владимир Несторович.

— Ну, ступайте. И кланяйтесь тетушке. — Директор зашагал про коридору. Коля (словно в корпусе) сделал строевой полупоклон его спине и щелкнул каблуками. Затем поспешил к ребятам.

Кудлатый плаксиво обвинял Фрола, что он ябеда. Фрол отвечал убежденно и снисходительно:

— Ябеда, это ежели человек ради выгоды жалуется или из подлости. А я не хотел, чтобы досталось невиноватому. Ты силён на того, кто меньше. Сам полез — сам и получил…