Зеленый круг - Стефан Каста Страница 25

— Сидеть! — повторяю я и хлопаю ладонью по земле.

— Уф-ф! — говорит Умник и усаживается ко мне на колени.

Дэвид громко смеется.

— У вас много общего, — говорю я. — Только Умник гораздо сообразительнее.

* * *

Дина стоит на коленях на берегу и рисует на песке. Рядом с ней — куча камней, чтобы отгонять птиц. Но птицы держатся высоко в небе. Видимо, уже усвоили урок.

Я сижу немного поодаль, болтаю с Умником и учу его новым трюкам. Он уже умеет по команде подходить, садиться и ложиться. Он самый умный зверь после Пуффа. Я рассказываю ему о Бендиболе. Умник его боится и едва ли отважится пройти мимо статуи. Я объясняю Умнику, что мы построили ее, чтобы позвать на помощь.

— Это просто сигнал бедствия, понимаешь?

Я смотрю на нашу статую на вершине защитного вала. Солнце освещает красный камень. Руки подняты, словно Бендибол стремится обнять небо. Дэвид и Габриэль старательно укрепляют камнями ноги статуи.

— Эй, Дэвид, ты знаешь, где еще есть такая же статуя? — кричу я.

— Какая?

— Такая, как Бендибол. Она стоит на вершине скалы над городом.

— Понятия не имею.

— В Лос-Анджелесе, да? — говорю я, обращаясь к подошедшей ко мне Дине.

Дина оборачивается, смотрит на Бендибола и качает головой.

— В Рио-де-Жанейро, — поправляет она меня. — В Бразилии. Там действительно есть статуя.

— Точно, это я и имела в виду. А чья она?

— Иисуса Христа.

Я рассматриваю Бендибола. Он тоже в чем-то похож на Христа, хотя и с большой натяжкой. Но издалека он напоминает статую из Рио-де-Жанейро. И кажется, что он кричит: «О, Господи, приди и спаси нас!»

— Ты закончила?

Дина кивает.

— Я написала послание, если вдруг будет пролетать самолет.

Я смотрю на нее.

— Ты серьезно?

Дина пожимает плечами.

— Нужно увеличить наши шансы.

Я размышляю над словами Дины о самолете. Я в это не верю. Мне кажется, уже нет никаких самолетов. Но не хочу спорить с Диной и вместо этого спрашиваю:

— Интересно, какой сегодня день?

— Какой день? О чем ты?

— По-моему, сегодня воскресенье.

Дина смеется над моими словами.

— Воскресенье? А что, пусть будет воскресенье, хотя разве это важно?

Я киваю.

— Мне кажется, нам стоит сделать что-то типа календаря. Так мы хоть немного сможем следить за временем.

Дина с удивлением на меня смотрит.

— Ведь странно, когда нет дней недели, — говорю я. — Так совсем с ума сойдешь.

— Юдит считает, что нам нужно сделать календарь, — говорит Дина Дэвиду и Габриэлю, закончившим возиться с Бендиболом.

— Неплохая идея. Можно вырезать даты на доске, — говорит Габриэль и достает острый нож, найденный в мастерской.

— Я считаю, что сегодня воскресенье, — говорю я.

Габриэль явно озадачен.

— Хорошо, — соглашается он. — А какое число?

Это уже сложнее. Мне нужно подумать. От напряжения у меня на голове словно зашевелились волосы.

— Четвертое марта, — говорю я и перевожу дух.

— Четвертое марта?

— Да, воскресенье, четвертое марта.

— А какой год?

— Понятия не имею, — говорю я. — Думаю, нам нужно начать с самого начала. Первый год.

— Воскресенье, четвертое марта, первый год, — повторяет Габриэль. — Значит, напишем: ноль четыре, ноль три, ноль один.

— Точно, — говорю я.

— Нужно найти подходящую доску, — с энтузиазмом говорит он.

«Наконец-то, — думаю я. — Наконец-то в этом Уткограде станет немного больше порядка».

* * *

Мы идем на пляж. В небе кружат белые птицы. Вокруг нас по песку радостно носится Умник. По-моему, он так счастлив, потому что у него появилась компания. Мы — его новое стадо. Интересно, сколько ему лет?

— Осторожнее с моей надписью! — кричит ему Дина.

Я вижу огромные буквы на мокром песке: HELP. Разумно. Английский язык понятен почти всем. Было бы обидно, если бы она написала на шведском, а мимо пролетел бы самолет и никто не понял бы, что это значит. Рядом с текстом Дина нарисовала на песке четыре наших портрета. Получилось жутко похоже.

— Какая же ты талантливая! — восклицаю я.

Дина смеется.

— Вылитые мы. Ума не приложу, как это у тебя получается?

— Можно и лучше. Я торопилась.

— Если кто-нибудь пролетит на самолете, то поймет, — восхищенно говорит Габриэль.

— А если будут проплывать на лодке, увидят Бендибола, — добавляет Дина.

— А вдруг никто не пролетит и не проплывет? — говорю я. — Вдруг уже нет ни самолетов, ни лодок? Что мы будем делать?

Дина пожимает плечами.

— Тогда мы сдадимся. Просто пойдем дальше изучать эту землю. Где-то ведь еще остались остаться люди.

— Мы не можем быть в этом уверенными, — говорю я и вспоминаю мертвую семью.

Я не хочу о них думать, но в голове все крутится и крутится мысль. Мне кажется, мы все старательно избегаем разговоров о людях в фермерском доме. Все это слишком неприятно и странно. Едва я вспоминаю о них и крысах на чердаке, как в животе словно что-то сжимается. Со всем этим явно что-то не так: с фермой, с близнецами, с лицом в окне.

— Лучше все-таки живые, — говорю я.

— И дружелюбно настроенные, — добавляет Дина. — И не террористы.

Мы бредем по берегу уже несколько часов. По крайней мере, мне так кажется. Ни у кого из нас нет часов, чтобы узнать, который час. У нас впереди весь день. Берег напоминает мне длинный тонкий пояс с фукусом и пустыми раковинами вдоль кромки воды, на которые мы стараемся не наступать. Жарко, наши повязки на глазах намокли от пота.

Дэвид находит длинную доску, светло-серую и гладкую, словно по ней прошлись наждачной бумагой. Похоже, эта доска лежала в воде у берега годами. Она-то и станет нашим календарем.

— Странно, что пейзаж совсем не меняется, — говорю я и осматриваюсь. — Хотя мы уже долго идем.

— Да, — говорит Дина. — Словно мы ходим вокруг одной и той же декорации.

Я оборачиваюсь и смотрю на наши следы на песке. Во всяком случае, они настоящие. Поднимаю взгляд и вижу силуэт Бендибола позади нас.

— Кроме Бендибола, других ориентиров здесь нет, — говорю я.

— Хорошо, что мы его сделали, — говорит Габриэль, — иначе мы бы никогда не нашли дорогу назад.