Лето лихой троицы - Владимир Аверин Страница 24

— В дельте Волги на берегах находится множество рыболовецких баз и поселков. Сейчас здесь вовсю кипит работа. Идет путина, — объяснил экскурсовод. — В этом году квоты на вылов дали поздно. Рыбы мало. В основном в сети попадается сазан, караси, лещ. Иногда севрюга и осетр. Очень редко — белуга. Осетров и севрюгу складывают отдельно от другой рыбы, чтобы потом взять у них икру. Пойдемте дальше, — сказал он и широкими шагами направился к небольшому заливу, на берегу которого находилось длинное одноэтажное здание рыбного завода, а перед ним в воде — полузатопленная старая баржа, в которой плавали осетры и стерляди. На дне баржи по колено в воде стоял загорелый жилистый мужик с хищно прищуренными глазами. В одной руке он держал чекмарь — деревянную дубинку, напоминающую укороченную бейсбольную биту, другой хватал рыбину за узкий длинный нос, оглушал ее ударом дубинки по голове и бросал в огромную авоську — сеть, прицепленную к небольшому подъемному крану. Когда в "авоське" набиралось нужное количество рыбин, с помощью подъемного крана осетров перекладывали на весы, взвешивали и отправляли в цех, где из рыбы доставали икру и тут же ее консервировали. В цех ребят не пустили, сказав, что это запрещено санитарными нормами, но через большие окна экскурсанты могли наблюдать за всем, что происходит внутри. А в икорном цехе работали всего три человека в белых халатах и колпаках. Один вручную солил икру, размешивал ее и раскладывал по банкам, другой ставил их на линию конвейера и накрывал металлическими крышками, третий принимал банки из автомата, который закручивал крышки. Затем продукт упаковывали в картонные коробки и складывали штабелями.

— У нас в Москве в магазине за один день покупают больше икры, чем вы делаете за месяц, — высокомерно заявила девочка из пятого отряда. — Из-за четырех ящиков икры целый завод построили. Фу, как глупо.

Это замечание задело экскурсовода.

— Да, — сказал он, — икры с каждым годом становится все меньше. И в этом виноваты браконьеры. Вот ты, девочка, сказала, что в вашем московском магазине продают икру. А известно тебе, что легальные партии этого деликатеса почти не доходят до магазинов? В основном вся икра в российских магазинах — браконьерская. Огромные партии браконьерской икры из наших краев идут через Волгоград в Москву, а оттуда в Европу и в Америку. Или через калмыцкие степи и Воронеж опять же в Москву. Из— за браконьеров с каждым годом осетров становится все меньше. Если и дальше так пойдет, то ваши дети уже не попробуют волжской черной икры.

— Неужели все так запущено? — спросил кто-то из экскурсантов.

— Гораздо хуже, чем вы себе представляете. Зимой рыбы осетровых пород живут в Каспийском море, а весной они плывут в Волгу, чтобы отложить икру в пресной воде. В это время они попадаются в браконьерские сети. В Калмыкии Волгу просто перекрывают сетями — рыбе не проплыть. Осенью, отложив икру, осетры направляются в Каспий и снова попадают в браконьерские сети. И так каждый год. С этим ничего не могут сделать. Это самый настоящий биологический террор! А вы хвастаетесь, что в вашем магазине продают браконьерскую икру. Стыдно за вас.

Он подвел ребят к следующему светлому и просторному цеху, большую часть которого занимали огромные алюминиевые ванны с пресной водой, в которой плавали осетровые мальки, напоминающие крошечных акул.

— Уже сегодня поймать осетра — большая удача. Чтобы сохранить потомство, мы в этом году решили провести эксперимент по искусственному выращиванию осетров. Самке осетра делают обезболивающий укол и выдавливают из нее икру. Потом эту икру помещают в специальные емкости с водой, где рождаются мальки. Эти рыбки в алюминиевых ваннах — гибрид белуги и стерляди. У них папа — белуга, а мама — стерлядь. Рыбу скрещивают для товарного выращивания, чтобы быстрее росла и набирала вес.

Когда ребята после короткой экскурсии возвращались к автобусам, Дина попросила вожатого:

— Можно мы с Ситниковым поедем в автобусе пятого отряда, там свободны два передних сиденья?

— А чем вам не нравится автобус нашего отряда?

— Мне никто не уступает переднее сиденье, а на заднем меня укачивает и тошнит, — капризно заявила Кирсанова.

— А тебя, Ситников, тоже тошнит? — равнодушно спросил умирающий от жары вожатый, вытирая носовым платком потную шею.

— Нет, его не тошнит, — вместо Вадика ответила Дина. — Я возьму его с собой, чтобы не скучать в дороге. Он меня развлекает, Вадик очень смешной.

— Ладно, идите.

С девушкой — вожатой пятого отряда Кирсанова тоже легко договорилась, и, хотя в автобусе передние места были заняты, Дину это нисколько не огорчило. Ее никогда не укачивало в дороге, просто таким образом она решила избавиться от опеки своего вожатого, чтобы потом вместе с Вадиком остаться в Астрахани незаметно для всех.

После обзорной экскурсии по городу подростки посетили краеведческий музей, где самым запоминающимся экспонатом было чучело белуги — многотонной шестиметровой рыбы с длинным и узким носом, с которого свисали усы, как у сома. Экскурсовод сказал, что много лет назад из этой белуги взяли двести килограммов черной икры. Когда все стали выходить из музея и собираться на площади, Дина и Вадик подошли к вожатой пятого отряда и сказали, что решили вернуться в лагерь на своем автобусе. Та не возражала, у нее хватало своих забот, поэтому она не стала проверять, сели они в автобус второго отряда или нет. Затем Кирсанова и Ситников направились к торговой палатке, где столпились почти все экскурсанты. Они покупали газировку и мороженое… Скрывшись за толпой от глаз вожатых, Дина и Вадик не спеша зашли за киоск и без суеты, чтобы не привлекать к себе внимания излишней торопливостью, направились по аллее парка, с каждым шагом удаляясь от своего отряда и от автобусов, у которых на солнцепеке тихо потрескивала лопавшаяся от жары краска.