Гадкий городишко - Лемони Сникет Страница 23

— Греспо, — заметила Солнышко, имея в виду примерно «Смотрите-ка, известь начала уже порядком размываться».

— Здорово, — отозвался Клаус. — Вайолет, если твое изобретение спасет нам жизнь, это будет твой лучший подарок на мой день рождения, даже если считать сборник финской поэзии, который ты мне подарила в мои восемь лет.

Вайолет зевнула:

— Кстати о поэзии — почему мы пере-стали обсуждать двустишия Айседоры Квегмайр? Мы так и не вычислили, где спрятаны тройняшки, и, кроме того, когда разговариваешь, легче не заснуть.

— Отличная идея, — похвалил Клаус и прочел наизусть:

Фамильные камни — причина ужасного плена.

Однако друзья нас найдут и спасут непременно.

Невольно молчим мы и ждем, чтоб рассвет наступил.

Тоскливый безмолвствует клюв в ожидании крыл.

А если хотите быстрей нас избавить от бед,

Найдите в начале стихов долгожданный ответ.

Бодлеры выслушали стихи и принялись занимать свои мысли всеми возможными способами, которые помогли бы им разгадать смысл стихов. Вайолет держала наклонно поднятую скамейку, но все ее мысли были сосредоточены на вопросе: почему первое двустишие начиналось со слов «Фамильные камни — причина ужасного плена», ведь Бодлеры и без того давно знали про наследство Квегмайров. Клаус лил воду из кувшина, чтобы она стекала по стене, но все его мысли были сосредоточены на словах «Найдите в начальных словах долгожданный ответ» и на том, что Айседора имела в виду. Солнышко следила за хлебом, раз за разом впитывавшим воду, но мысли ее крутились вокруг второй строки двустишия, а главное — вокруг слова «клюв». Трое Бодлеров трудились до утра, используя растворяющее изобретение Вайолет и беспрерывно обсуждая стихи Айседоры. И если они сильно продвинулись в растворении извести, скреплявшей кирпичи в стене камеры, то разгадывание стихов Айседоры не сдвинулось с места.

— Может, вода и одна из самых могучих сил на Земле, — проговорила Вайолет, когда рано утром послышался шум крыльев прибывающих в дальние кварталы ворон, — но зато поэзия, пожалуй, самая непонятная. Мы гадаем и гадаем и все равно не можем догадаться, где Квегмайры.

— Не мешало бы еще раз получить бога из машины, — сказал Клаус. — Если в самое ближайшее время не подвернется что-то полезное, нам не спасти наших друзей, даже если самим и удастся сбежать отсюда.

— Тс! Тс! — неожиданно раздалось из-за окошка, и дети так перепугались, что разроняли все растворяющие устройства. Они взглянули вверх и увидели за прутьями чье-то неясное лицо. — Эй, Бодлеры! — прошептал голос.

— Кто там? — шепнула в ответ Вайолет. — Нам не видно.

— Это я, Гектор. Считается, что я сейчас делаю утреннюю работу в центре, но я прокрался сюда.

— Вы можете нас отсюда выпустить? — спросил Клаус шепотом.

Несколько секунд дети не слышали ничего, кроме бормотанья ворон, плещущихся в Птичьем Фонтане. Затем они услышали вздох.

— Нет, — ответил Гектор. — Единственный ключ от тюрьмы у Капитана Люсианы, а стены тут сделаны из прочного кирпича. Пожалуй, мне не удастся вас отсюда вызволить.

— Дейла? — спросила Солнышко.

— Сестра спрашивает, сказали ли вы Совету Старейшин, что в ночь убийства Жака мы были с вами, так что не могли совершить этого преступления?

Снова последовало молчание.

— Нет, — наконец ответил Гектор. — Сами знаете, я так робею в их присутствии, что не в состояний говорить. Мне хотелось выступить в вашу защиту, когда Детектив Дюпен обвинил вас в убийстве. Но как взглянул на вороньи шляпы, так рта не мог открыть. Но я придумал кое-что, чтобы помочь вам.

Клаус пощупал стенку. Изобретение Вайолет дало ощутимый результат — известь размякла, но гарантии, что они успеют выбраться из тюрьмы до того, как явится толпа горожан, по-прежнему не было.

— И что же вы придумали? — спросил Клаус.

— Я подготовлю автономный летучий дом к полету, — ответил Гектор. — Я буду ждать в сарае всю вторую половину дня, и если вам удастся каким-то образом бежать, мы улетим вместе.

— О'кей, — проговорила Вайолет, хотя, по правде говоря, она ожидала от вполне взрослого человека какой-то более реальной помощи. — Мы как раз пытаемся сейчас совершить побег, так что, возможно, нам это и удастся.

— Ну если вы собираетесь сбежать прямо сейчас, мне лучше уйти, — проговорил Гектор. — Мне не хочется неприятностей. На тот случай, если вам не удастся бежать и вас сожгут на костре, я хочу, чтобы вы знали — мне было очень приятно с вами познакомиться. Ах да, чуть не забыл. — Гектор просунул пальцы между прутьями, и на пол упал комок бумаги. — Еще одно двустишие, — добавил он. — Я ничего не понял, но, может, вам оно принесет пользу. До свидания, дети. Надеюсь, что мы с вами еще увидимся позднее.

— До свидания, Гектор, — с хмурым видом отозвалась Вайолет. — Я тоже надеюсь.

— Пока, — пробормотала Солнышко.

Гектор подождал немного, когда Клаус тоже попрощается, но, не дождавшись, молча ушел. Шаги его затихли, смешавшись с бормотаньем и плесканьем ворон. Вайолет и Солнышко обернулись к брату, удивленные его невежливым поведением, хотя визит Гектора их тоже настолько разочаровал, что невежливость Клауса была вполне объяснима его раздосадованностью. Но, взглянув на брата, они поняли, что дело не в досаде. Глаза среднего Бодлера были прикованы к последнему двустишию Айседоры, и в разгорающемся утреннем свете, проникающем в Камеру-Люкс, сестры увидели на лице брата широкую улыбку. Вы улыбаетесь, когда что-то вас занимает, скажем, вы читаете увлекательную книгу или видите, как кто-то вам несимпатичный облил себя всего апельсиновым лимонадом. Но в тюрьме не было книг, и Бодлеры старались не пролить ни капли воды зря, когда использовали растворяющее изобретение. Поэтому сестры Бодлер поняли, что брат улыбается по какой-то другой причине. Он улыбался, занятый своими мыслями, так как у него возникла новая идея. И когда он дал сестрам прочесть последние стихи, те быстро догадались, в чем состоит его идея.