Сказки о рыбаках и рыбках - Владислав Крапивин Страница 22

Цезарь не заспорил против такой очевидной глупости. Сказал миролюбиво:

— Мы легко можем проверить, кричал ли Петька. Ты ведь знаешь где.

Витька знал. Но спросил с новым беспокойством:

— А дома тебе что скажут? От Башни-то мы вернемся не раньше чем через сутки.

Дорога была не близкая. У храма Девяти Щитов надо нащупать (ощутить нервами) дрожащую нить Меридиана, двигаться точно по ней через камни и буераки около мили, потом — первый локальный барьер. Оказываешься в безлюдной всхолмленной местности, идешь на северо-восток по берегу быстрой реки, находишь старую плоскодонку (их всегда много, хотя людей не видать), спускаешься по течению до похожего на присевшую кошку мыса, там снова барьер. Затем в километре от деревеньки, где всегда перекликаются собаки, надо подождать, когда тень от сухой березы упадет на черный горбатый камень, и шагнуть через эту тень… И тогда Башня рядом…

А обратно — через Луговой. Оттуда на Якорное поле, с него по туннелю на Полуостров и там, с Южного вокзала мегаполиса (с тихого запасного пути), уходит два раза в сутки товарный состав и после незаметного перехода через барьер оказывается на рельсах Окружной Пищевой…

Цезарь сказал беззаботно (или почти беззаботно):

— Папа в рейсе, мама на сутки в столицу уехала. Я велел Биму передать им, что ушел с тобой. Они… не очень волнуются, если мы вдвоем.

«Гм…» — подумал Витька. Но подумал уже почти весело. Боязнь уходила, не устояв перед доверчивостью Чека.

Да и в самом деле, что случилось-то? Ведь все хорошо. Солнце, лето. Цезарь топает рядом. И все это — настоящее, радостное. А страхи — смутные они были и пустые. Скорее всего, из-за досады после неудачного разговора с Люсей. Это, конечно, царапает душу, но… сколько можно-то? Надо радоваться тому, что есть. И тому, что будет. А будет встреча с ребятами у Башни. Петух орал, конечно, не из-за тревоги какой-то, а просто от полноты жизни. Но раз орал, значит, Пограничники там.

Орал ли все-таки? Скоро узнаем.

— Значит, в парк?

— Конечно! — решительно сказал Цезарь.

— А может, я схожу один? А ты дома подождешь…

— Фиг.

— Ты неправильно выражаешься, — поддел Витька. — Надо говорить «извини, пожалуйста, но фиг тебе».

Цезарь переливчато расхохотался, закидывая голову. Этакий мальчик-колокольчик из «Городка в табакерке». «А еще трусом себя считает», — подумал Витька со смесью досады и удовольствия. Но сказал для очистки совести:

— Лучше бы нам туда не соваться.

— Ты это каждый раз говоришь.

Да, Витька это каждый раз говорил. Когда снова несла их нелегкая в Верхний парк. Не мог Витька без дрожи вспоминать, как агенты Охраны правопорядка чуть не сцапали там Цезаря. Почему он, Витька, мог тогда забыть, что не только собой рискует, а прежде всего Цезаренком? Приключений захотелось болвану! Закружило голову обманное чувство удачи и безнаказанности… Зато после того дня всегда звенела в нем настороженная струнка, если был он вместе с Чеком: радуйся, но не зевай…

— Идем, пожалуйста, — нетерпеливо сказал Цезарь. — Мы же быстро. И никому мы там не нужны…

Что ни говори, а Верхний парк обладал какой-то притягательной силой. Словно в заброшенных аллеях и глухих закоулках застоялся воздух прошлых времен — когда жили на свете рыцари, феи, мушкетеры и гномы. Можно было отыскать здесь подземелья старинных береговых батарей, заросшие часовни в честь Хранителей. Стояла на берегу полузабытая бронзовая скульптура мальчишки, который когда-то спас город от вражеского десанта. Говорят, он посадил на бетонные сваи прокравшийся в реку монитор противника с чудовищной дальнобойной мортирой…

Мальчик стоял на низком, затерявшемся в траве постаменте, смотрел в заречные дали. Босой, с длинными растрепанными волосами, в просторной матроске с галстуком, в мятых штанах до коленей. Был он ростом с Витьку… Однажды, в октябре, Витька и Цезарь подошли к скульптуре и увидели пацаненка лет девяти и такую же девочку, которая накрывала плечи бронзового мальчика старой парусиновой курткой. Ребятишки глянули на подошедших серьезно и без боязни. Мальчик сказал:

— Ему холодно осенью. Пусть будет одетый…

— Конечно, Юкки, — отозвался Цезарь. И объяснил Витьке: — Они здесь часто бывают. А откуда они — не знает никто…

В этом тоже была загадка.

Но главная загадка — Театр Неожиданностей.

Собственно, никакого театра не было. Просто ветхая эстрада без крыши, с железной рамой, на которой когда-то, наверно, крепился занавес. Теперь от занавеса не осталось и воспоминаний. Не было и задника. Декорацией служил заречный пейзаж с вечерним небом. Спектакли всегда ставились после заката.

Может быть, когда-то были здесь скамейки, но теперь зрители смотрели спектакли стоя.

Играли в спектаклях любители. Но, видимо, какие-то особые любители. Было что-то завораживающее в их стремительных ломаных движениях, вскриках, настоящих слезах, долгих, томительных паузах, когда на весь парк наваливалась тишина… Ставили очень разные пьесы: «Короля Артура», «Гамлета», «Барабанщиков», «Сказку о Гадком утенке», «Золушку», «Царя Эдипа»… Случалось, что не хватало исполнителей, и тогда актеры стремительно протягивали к толпе руки: «Кто?!» Среди зрителей происходило движение, и один или несколько человек прыгали на сцену, включались в захватывающую игру — смесь декламации, странной пантомимы, фантазии и гипноза…

Почему-то не нравились эти спектакли властям. Иногда раздавались свистки, возникали уланы на своих черных мотодисках (они были похожи на чертей, оседлавших поставленные на ребро сковородки). Зрители, словно проснувшись, разбегались, ругали улан. Актеры же прыгали со сцены назад, в сторону реки. А несколько раз Витька и Цезарь видели, как актер вскидывал руки и словно прошибал собой близкое послезакатное небо. На миг в небе возникала пробоина — черный, заполненный звездами силуэт. Скорее всего, это был хитрый театральный эффект. Но может быть (почему бы и нет?), какой-то известный этим людям способ перехода. Или ухода?..

Так или иначе, была здесь загадка, и в мае Цезарю пришло в голову разобраться, в чем там дело. И Витька волей-неволей отправился с ним. Днем на эстраде и вокруг было пусто. В солнечном тепле порхали желтые бабочки. Пахло гнилыми досками. Никакого волшебства на сцене, конечно, не обнаружилось. Только одно открытие сделали они — сцена была вертящаяся: посреди квадратной площадки, вровень с ней, — дощатый вращающийся круг. Механизм, как ни странно, оказался хорошо смазанным. Встаешь на кромку круга, толкаешься ногой, и он послушно, с мягким урчанием подшипников катит тебя, как карусель.

Витька и Цезарь порадовались неожиданному аттракциону, покатались. Витька даже забыл о неуютности, которую всегда ощущал здесь после того ноябрьского вечера. А Цезарь вообще радовался, как дошколенок. Только на каждом обороте он почему-то ойкал и подпрыгивал.