Дети лампы. Книга 2. Джинн в вавилонском подземелье - Филип Керр Страница 22

— Это означает, что всего через четыре с небольшим часа мы окажемся в Лондоне, — сказал Нимрод. — А спустя еще несколько часов — в Стамбуле.

— Четыре часа? — простонал Джон. Они как раз влетели в облако, распугав стаю чаек, собравшихся поразмять поутру крылышки. — Что тут, спрашивается, делать целых четыре часа?

Алан устало вздохнул и перевалился на другой бок, точно всецело разделял недовольство Джона.

— В тебе нет ни капли поэтичности, мальчик, — заявил Нимрод. — Уильям Вордсворт отдал бы правую руку, чтобы оказаться на твоем месте.

— Какой еще Уильям? — спросил Джон.

Нимрод печально покачал головой. Он вынул из кармана пальто медную лампу с господином Ракшасом и прокричал:

— Вы только послушайте! Этот мальчик впервые пересекает Атлантику на смерче и спрашивает, как ему скоротать четыре часа.

— Слышу-слышу, — отозвался господин Ракшас из своей теплой и надежной темницы. — Похоже, в школах теперь вовсе не преподают ничего толкового. Помни, Джон, чернила ученых — материал более стойкий, чем кровь мучеников.

— Воистину, — сказал Нимрод. — Запали мою лампу, Джон, все-таки летать на смерче куда лучше, чем страдать от клаустрофобии на борту реактивного самолета. — Он шумно, со смаком вдохнул. — Один воздух чего стоит. Словно стоишь на вершине Швейцарских Альп.

— Вы меня не так поняли, — возмутился Джон. — Я тут тоже кайф ловлю. Только я привык, что в полете показывают кино и кормят. Даже два раза за рейс.

— И еще чтобы был мини-бар с водой и шоколадками, — добавила Филиппа. — Как в бизнес-классе. — Она на мгновение задумалась. — И хорошо бы свежие журналы.

— Не сердитесь на них, Нимрод, — захихикал господин Ракшас. — Право же, собака, которая не чешется, — плохая собака.

Но Нимрод смотрел на племянников с явным разочарованием. Наконец он обвел рукой полупрозрачное нутро смерча.

— Что ж, не стесняйтесь. Создайте здесь все, что вам нужно для комфортного путешествия, — сухо сказал он.

Джон кивнул:

— Мы бы с радостью. Только, боюсь, тут слишком холодно, и мы не сможем воспользоваться джинн-силой.

— Понятно, — сказал Нимрод, закуривая сигару. — Предполагаю, вы надеетесь, что я все сделаю за вас. — Он вздохнул. — Отлично. Только я терпеть не могу эти самолетные экраны величиной с пачку кукурузных хлопьев. Если уж смотреть кино, то на нормальном большом экране.

Нимрод выпустил кольцо дыма, которое вмиг разгладилось, растянулось по внутренней поверхности смерча, и вот уже перед ними — серебристый киноэкран, пятнадцать метров высотой и двадцать с лишним метров длиной. Алан и Нил оживились. Давненько они не смотрели кино на большом экране.

— Потрясающе, — прошептал Джон.

— Не спорю, — сказал Нимрод. — Более того. Потрясающий экран требует потрясающего кино. Не идиотских мыльных опер, не видеоклипов и не мультиков. Мы будем смотреть то, что пристало смотреть нам, джинн. Ленту о песках пустынь. По-настоящему сильную и вдохновляющую. По-настоящему британскую. Всем этим критериям соответствует только один фильм. Величайший фильм всех времен и народов. «Лоуренс Аравийский». Изумительное кино. В последние годы я ничего, кроме него, и смотреть-то не могу.

И в течение следующих трех часов все они сидели в своих уютных креслах и смотрели «Лоуренса Аравийского». Который, кстати, как справедливо заметил Нимрод, действительно величайший фильм мирового кинематографа.

Достигнув Лондона сразу после обеда, смерч пронес путешественников вверх по Темзе, затем над Кенсингтонским садом и, наконец, опустил их на землю в палисаднике за домом Нимрода. В Лондоне и без того стояла холодная, ветреная погода, и никто не обратил внимания на шквалистый ветер, который бушевал за домом номер семь по Стенхоуп-Террас, пока дородный мужчина в длиннополом пальто и черной шляпе-котелке включал сигнализацию, запирал заднюю дверь, а потом быстро шел по садовой дорожке с большим кожаным баулом в единственной руке. На мгновение он замер, поскольку ветер бесновался прямо перед его вечно недовольным лицом. Как же не хотелось ему снова лететь на смерче! Сняв на всякий случай шляпу, чтобы не унесло, он старался собраться с духом, а маленький, словно игрушечный смерчик закручивал остатки волос на его почти лысой голове.

— Эй, сэр! — закричал Джалобин. — Я давно не путешествовал с вами на этом, с позволения сказать, средстве передвижения. Как войти-то? Или вскарабкаться?

Когда Джалобин был особенно сердит, он всегда называл Нимрода «сэр».

— Простите, Джалобин, одну минуту, — отозвался Нимрод и приподнял полог смерча над землей прямо перед дворецким.

Оказавшись внутри, Джалобин оглядел интерьер крутящегося конуса. По обыкновению, неодобрительно.

— Ураган — неестественный способ путешествовать. Особенно для мужчины моей комплекции.

— Это — не ураган, — сказал Нимрод. — Это — смерч. Совсем не одно и то же. И ваш выдающийся живот от этого нисколько не пострадает. Да вы это и без меня прекрасно знаете.

— Придется поверить вам на слово, сэр, — ответил Джалобин.

— Как приятно видеть вас снова, мистер Джалобин, — сказала Филиппа, вдруг поняв, что все эти месяцы ей очень не хватало бесконечных жалоб Джалобина.

— Вот и я говорю, что скучал без вас, без вас обоих. Ужасно скучал, это — факт. И мне тоже приятна наша встреча, хотя она происходит в столь малокомфортной обстановке. Меня крутит, как охапку опавших листьев.

— На самом деле, — начал Джон, — наш перелет через Атлантику оказался куда удобнее, чем на обычном самолете. Ни тебе турбулентности, ни шума двигателей. Даже уши не закладывает.

Алан и Нил залаяли в знак согласия.

— Что ж, можешь называть меня старомодным, сынок, но я предпочитаю путешествовать, когда под ногами у меня пол, а над головой — потолок. Не говоря уж о наличии туалета с дверью и дезодорантом. Запах дезодоранта меня так успокаивает…

— Как прошел ваш отпуск? — спросил Джон. — Вы ведь были в Манчестере?

— Ужасно, — ответил Джалобин, но тут же сменил тему, почтительно поклонившись Нимроду. — Сэр, если мне дозволено поинтересоваться, в какие веси мы держим путь на этот раз?

— В Стамбул, — сказал Нимрод. — А оттуда Берлин.

— Ненавижу Стамбул, — поморщился Джалобин. — Это факт, я ненавижу Стамбул. Видите ли там полным-полно иностранцев.

— А как насчет Берлина, мистер Джалобин? — фыркнул Джон. Джалобин нисколько, ну нисколько не переменился.

— Там полным-полно краснощеких немцев. — Джалобин сморщился еще больше и, откинувшись в невидимом кресле, обреченно закрыл глаза.

Когда они достигли Черного моря, солнце как раз садилось, поэтому море и впрямь выглядело черным. Сотворенный Нимродом смерч нес их на юг, вдоль пролива Босфор, и наконец взорам путешественников открылась бухта Золотой Рог и ни с чем не сравнимые силуэты стамбульских мечетей, минаретов, куполов и телеантенн. Филиппа почувствовала, как сердце запрыгало у нее в груди: впервые увидев этот древний город, она сразу поняла, что когда-то он был Нью-Йорком средневекового мира. Нимрод направил смерч над запруженным автомобилями Галатским мостом, а потом резко свернул влево — вдоль южного берега Золотого Рога. Наконец, когда почти совсем стемнело, — что было на руку джинн, поскольку суеверные турки могли неверно расценить их замечательный способ передвижения, — они приземлились в пустынных садах знаменитого дворца Топкапи. В Стамбуле шел дождь и было не просто прохладно, а по-зимнему зябко — к немалому удивлению близнецов. Джон даже порадовался, что прилетел из Нью-Йорка в пальто с меховой подкладкой.