Темно-синий - Холли Шиндлер Страница 21

Я смотрю, как Джереми уходит, и мое желание становится похоже на прибой, с которым я сражалась во Флориде, — словно гигантская рука, оно хватает меня и затаскивает на глубину, так что я даже не знаю, смогу ли когда-нибудь вздохнуть.

Когда я, запыхавшись, возвращаюсь в школу, потрескивающий голос из интеркома посылает нас всех на четвертый урок, то есть в моем случае на английский язык. Словно во сне, я иду в класс старой доброй миссис Колейти. Кожа у меня горит, потому что лечебное воздействие поездки на доске Джереми заканчивается, и во рту опять появляется кислый привкус моей идиотской жизни.

Колейти со скрипом раскручивает колесо урока. Рядом со мной сидит Кэти Претти. Она натягивает рукава свитера на пальцы, вздыхает и откидывается на стуле — ну, знаете, с таким видом, будто ее тут держат насильно, приковав к парте наручниками. Как будто какой-то садист украл ее, когда она остановилась возле магазина, чтобы купить вишневого мороженого «Айси». Да все знают, каково это — сидеть на уроках. Действительно как будто приковали наручниками, невзирая на все твои протесты.

Вот Кэти вздыхает, и тут же Джордж, который сидит позади нее, протягивает руку и касается ее спины. Он всегда так садится — на всех уроках, на которые они вместе идут. Джордж — синеглазый, светловолосый. Разбил немало сердец. Красивый, спокойный, умный, простой в общении и незлобный, словно парень из подросткового сериала восьмидесятых годов — Кирк Кэмерон или Скотт Байо. «Друг, не волнуйся, скоро все образуется. Ведь уже 7:49». Джордж Коньерс целовал только одну девчонку — счастливицу Кэти, — и она никогда из-за него не плакала. Как только он почесал ей спину, у нее лицо изменилось. Она больше не в тюрьме.

Идеальная парочка, черт их возьми. И зачем я сегодня только в школу пришла?

Мне так плохо от того, что вокруг столько людей, у которых нет никаких проблем, вообще никаких — они и понятия не имеют, что значит потерять сон из-за чего-нибудь, — что я вдруг снова начинаю писать, хотя клятвенно себе обещала, что не буду, не буду…

Если бы у меня была

сигарета,

я бы выкурила ее.

Если бы у меня был

мужчина,

я бы обняла его.

Если бы у меня было куда

сбежать,

я бы сбежала.

Если бы у меня еще

остались слезы,

я бы выплакала их.

Если бы у меня был

здравый рассудок,

я бы хранила его.

Если бы у меня было куда

сбежать,

я бы сбежала.

Если бы у меня было сердце,

я бы кормила его,

укрывала, растила

и защищала.

И если бы в ответ

оно полюбило,

я бы сбежала.

— Аура? Аура, милая? — Это миссис Колейти — смотрит на меня с фальшивым, показным беспокойством. Спорить могу, она наносит его на лицо, словно тушь для ресниц.

— Да, — говорю я и подвигаю свой стул. Где они берут эти школьные стулья? Тяжелые, как не знаю что. — Я вас слушаю очень внимательно, — продолжаю я, машинально перелистывая страницы тетради.

Штука в том, что, когда учителя не относятся к нам как к наглому и опасному сброду, они начинают разговаривать с нами, как с детишками из детского сада. Ну то есть они воображают, что мы взламываем их компьютеры и завышаем себе оценки, держат свои кошельки как можно ближе к себе, так как считают, что мы можем продать их личные данные в Интернете, но в то же время отказывают нам в способности понять такую простую вещь, как метафора.

Хотите метафору, миссис Колейти? Здоровый рассудок — это сонет со строгим ритмом и рифмой, а мой ум — это свободный стих.