В ночь большого прилива - Владислав Крапивин Страница 20

Что он сказал?!

Он прошептал, глядя в сторону:

— Бедный ты мой...

— Что?! — крикнул я.

Мастер мелко затряс головой, а орех упал на пол, захлопнулся и укатился под стол.

— Там сказано, что убит сегодня, — однотонным голосом сообщил старик.

— Какая чушь! — со смехом сказал я. И оборвал смех под Валеркиным взглядом.

Валерка попятился к постели, словно хотел загородить Братика от беды.

— Он же не убит, — сказал Валерка. — Он просто спит. Видите?! Он спит!..

— "Сегодня" еще не кончилось, — горько возразил Мастер. Он, сутулясь, подошел к Братику, приподнял на его плече влажный лист. Даже издалека, от стола, я увидел, что вокруг ранки растеклась большая розовая опухоль.

Мастер осторожно положил лист.

— Черное воспаление, — пробормотал он. — Через час начнется горячка.

Он сел, нагнув голову, обхватил затылок.

Я чувствовал отвратительную слабость и не мог даже встать с табурета. Я только спросил:

— Неужели ничего нельзя сделать?

Мастер молча покачал головой.

Валерка как-то страшно сник и потемнел лицом. Он поверил. А я? Я тоже поверил. Здесь были свои законы.

Здесь...

— Переход! — вспомнил я. — Валерка, переход! Уйдем к нам! У нас такие врачи!

— Переход бывает в полночь, — тихо сказал Валерка. — А до полуночи он...

А до полуночи Братик умрет! Сегодня! Скоро...

Мне показалось, что он уже умер. Я рванулся к постели. Нет, он дышал, и довольно спокойно, только опять побледнел, и на губах появилась белая корочка.

— Сделайте же что-нибудь... — шепотом сказал Валерка.

— Сделайте же что-нибудь! — заорал я на Мастера. — Нельзя же так! Из-за какого-то ореха!!

У Мастера опять затряслась голова.

— Не из-за ореха... Из-за предначертания...

— Из-за предр... прен... Тьфу! Какого дьявола? Слушайте. Не может этого быть!

Мастер, не мигая, смотрел слезящимися глазами.

— Может... Есть...

— Что есть?! Про себя вы тоже знаете, когда помрете?

Он продолжал трясти головой.

— Через четыре года и три дня... Скорее всего, в День большого наводнения. Океан прорвет дамбы.

— А вы знаете, что прорвет, и ждете, как кролики! Надо чинить дамбы, а не резню устраивать!

— Резня... Такое время. Даже Канцлер бессилен...

— Гад ваш Канцлер, — сказал я. — А вы...

Я начал его ненавидеть. За дурацкую упрямую покорность, за беспомощность, за то, что не может помочь Братику... За то, что стены в его комнате из такого же камня, как Стена!

— Вы врете! — сказал я. — Вы не понимаете! А если до наводнения вы свалитесь с лестницы? Или подавитесь косточкой от сливы? Или этот дурацкий скелет грохнется вниз и пробьет вам голову? Тогда к чертям полетят все предсказания! Тогда все посыплется, как домик из спичек!

Он покорно кивнул:

— Посыпалось бы... Но не посыплется. Потому что никто не может разбить предначертание. То, что должно случиться, уже случилось в будущем, и никто не в силах это изменить.

Братик сзади чуть слышно забормотал. Я оглянулся. Валерка лежал головой на ногах у Братика, а в руке держал его ладошку.

Я не мог смотреть на это, опустил глаза. На полу, у постели, валялась моя рапира.

Я медленно повернулся к Мастеру.

— Никто не может изменить пред... начертанье, — хрипловато повторил я. — Да? А если...

Он понял. Он выпрямился. На щетинистом подбородке у него блестела капля молочного киселя. И все-таки он был не противный, а даже красивый, только совсем древний.

— Сделай это, Светлый Рыцарь, — негромко сказал он. — Я пробовал сам, я не сумел... Убей, если можешь.

Я не мог. Но теперь я отчетливо знал, как поступить.

— Валерка! — громко позвал я.

Он поднял мокрое лицо.

— Ничего, — сказал я. — Ты не думай, что все... Ты же звал меня не зря. До полуночи есть время. — И поднял рапиру.

Он смотрел на меня с надеждой. Ни до этого, ни после я не видел глаз, в которых была бы такая отчаянная надежда.