Тайна кремлевского водопровода - Валерий Роньшин Страница 2

Ольга Васильевна Грохольская была вдовой знаменитого академика Ивана Дундукова. В свое время он изобрел то ли саксофон, то ли таксофон. Точно не помню, да это и не важно. Дундуков давным-давно умер, а его жена доживала свой век в просторной квартире, больше похожей на музей. Во всех комнатах висели старинные картины, старинные люстры; на полу стояла старинная мебель… Даже водопроводный кран на кухне и тот был старинный.

Кстати, о водопроводном кране.

Оказывается, академик Дундуков, как и положено великому ученому, был большой чудак. Всю жизнь он пил только сырую воду и только из-под крана. Когда об этом стало известно в Академии наук, тут же было дано распоряжение подключить квартиру Дундукова к системе водоснабжения Кремля — чтобы всемирно известный ученый случайно не заболел дизентерией или холерой. В Кремль вода поступала из Москвы-реки, предварительно пройдя через сотни специальных очистителей и фильтров… Я тоже как-то, для интереса, попробовала водичку из-под старинного крана. Ничего, пить можно.

Впрочем, я отвлекаюсь.

Итак, старуха Грохольская выглядела лет на двести с хвостиком. Но память у нее была — дай Бог каждому. О ком ее ни спросишь — она всех помнила. Иногда я просто ушам своим не верила.

— Ольга Васильевна, — переспрашивала изумленно, — неужели вы и композитора Чайковского помните?!

— Петьку-то? — невозмутимо отвечала Грохольская. — Конечно, помню. Он любил бумагу жевать. Я ему раз дала почитать "Войну и мир" Толстого, так он, пока читал, все страницы сжевал. Хорошо еще Юрочка мне новый экземпляр подарил на день рождения.

— Это какой Юрочка? — интересовалась я.

— Юрий Гагарин — первый наш космонавт.

— Так вы и его знали?!

— Конечно, знала… А хочешь я тебе про дядю Колю расскажу?

— А кто такой дядя Коля?.. Тоже космонавт?

Старуха Грохольская покатывалась со смеху.

— Ой, не могу, ха-ха-ха… Дядя Коля — космонавт. Нет, милая, он не космонавт, а последний наш царь — Николай П.

С этими словами она протянула мне большую старинную фотографию, вставленную в деревянную рамку. С пожелтевшего снимка на меня глядел Николай П. Он держал за руку маленькую девочку, в которой с трудом, но можно было узнать Ольгу Васильевну. В левом верхнем углу фотки была размашистая надпись: "Дорогой Оле от дяди Коли. Июль. 1914 год".

— Это мы с ним в Царском Селе сфотографировались. Как раз перед первой мировой войной. Он мне еще тогда перстенек подарил. Вот этот. — Грохольская с гордостью покат зала свой безымянный палец, на котором сверкал золотой перстень с крупным бриллиантом.

— Ух, ты, — сказала я, — какой красивый.

— И очень дорогой.

— Дайте померить.

— Увы, милая, я его так давно ношу, что теперь уже не могу снять. Разве только вместе с пальцем. — Она с нежностью смотрела на драгоценный камень. — Это необычный бриллиант. Им можно резать все что угодно. Хоть стекло, хоть железо…

Вот так мы с ней и болтали о том о сем. Родственников у Грохольской не было, на улицу она почти не выходила; поэтому, когда бы я ни зашла, Ольга Васильевна всегда была мне рада. Не то что дурак Володька со своим телескопом.

Однажды я застала у Грохольской еще одного гостя. Это был странный тип в больших темных очках и широкополой шляпе, надвинутой на самый лоб.

— Познакомься, Феденька, — представила меня Ольга Васильевна, — моя новая соседка, Эмма Мухина.

— Очень приятно, — буркнул тип, подавая мне руку. — Профессор Федякин.

— Любимый ученик моего покойного мужа, — добавила Грохольская.

— Вы занимаетесь научной работой? — из вежливости спросила я.

— Да, геронтологией.

— Чем, чем?

— Провожу исследования, связанные с проблемами биологического старения организма.

Открыв черный портфель, он достал оттуда фотографию, с которой щурился здоровенный пушистый кот.

— Ой, какой хорошенький, — умилилась Ольга Васильевна.

— Вы видите перед собой подопытное животное, которому на момент проведения эксперимента исполнилось двенадцать лет, — громко и четко заговорил профессор, словно читал лекцию. — Двенадцать лет для кошки — все равно что семьдесят лет для человека. А вот здесь, — кинул он на стол еще одну фотку, — тот же самый кот, но только после испытания на нем моего нового препарата "Омолаживатель".

Со снимка на нас смотрел пушистый маленький котенок.

— Неужели тот самый? — не поверила старуха Грохольская.

— Не сомневайтесь, Ольга Васильевна, тот самый. Но это еще не все. — Федякин достал из портфеля третью фотографию. — Что вы видите на этом снимке?

— Курицу, — ответили мы в один голос.

— А на этом?.. — выложил он на стол четвертое фото.

— Цыпленка, — сказали мы.

— А вот и нет! — победно воскликнул профессор. — Это та же самая курица после воздействия на нее "Омолаживателя"!

Старуха Грохольская поднялась с кресла и поцеловала профессора в обе щеки.

— Гениально, Феденька, — растроганно сказала она. — Был бы жив Ваня, как бы он порадовался твоему изобретению.

— Ничего, Ольга Васильевна, — заверил ее довольный Федякин. — Академик Дундуков еще порадуется. Дайте только срок.

Грохольская слегка побледнела.

— Неужели можно будет… — Недоговорив, она начала медленно опускаться в кресло.

— Почему бы и нет? — Профессор возбужденно заходил по комнате. — Наука не знает границ! Как только я завершу работу над

"Омолаживателем", тут же примусь за "Оживитель"!

— А когда вы завершите работу над "Омолаживателем"? — спросила я.

— Буквально на днях. Остался сущий пустяк. Надо испытать препарат на человеке. — Федякин остановился напротив Грохольской. — Собственно говоря, я к вам за тем и пришел.

— За чем "за тем"? — еще больше побледнела Грохольская.

Профессор Федякин поправил очки на переносице.

— Ольга Васильевна, — сказал он проникновенным голосом, — не откажите в любезности. Станьте первой в мире женщиной, которая омолодится с помощью моего препарата.

— Ох, Феденька, — прижала руку к сердцу Грохольская. — Спасибо, конечно, за такую великую честь, но… вдруг не получится?

— Получится! — без тени сомнения произнес профессор. — С кошкой и курицей получилось?.. Получилось! Вы же видели снимки.

— Но я же не кошка, — робко напомнила ему Ольга Васильевна.