Сердце Волка - Мишель Пейвер Страница 2

Внезапно охотник привалился к стволу дерева — его жестоко рвало.

Торак, тут же позабыв о своих опасениях, бросился на помощь.

Незнакомец уже совершенно обессилел. Опустившись на четвереньки, он исторгал из себя комки какой-то желтой слизи. Потом конвульсивно содрогнулся и выплюнул темный скользкий клубок размером примерно с кулачок ребенка и больше всего похожий на… клок волос!

Вздохнул ветер, шевельнул ветви деревьев, на лицо незнакомца упал солнечный луч, и Торак наконец смог как следует его разглядеть.

Этот человек наверняка был болен или безумен: там, где он вырвал у себя клочья волос — на голове и на подбородке, — виднелись кровоточащие проплешины. А все его лицо покрывали струпья темно-желтого цвета, превратившиеся в сплошную жуткую корку, похожую на березовый гриб. Слизь по-прежнему душила его, он, кашляя и задыхаясь, выплюнул еще один комок волос и, присев на корточки, принялся остервенело чесать руку, покрытую ужасными пузырями.

Торак невольно попятился; рука его сама собой потянулась к племенному оберегу — кусочку волчьей шкуры, пришитому к куртке. Что же с ним такое, с этим охотником?

Вот Ренн бы сразу определила. Она как-то объясняла ему, что лихорадка чаще всего нападает на человека как раз в пору летнего Солнцестояния, потому что короткими светлыми ночами, когда солнце почти не ложится спать, у червячков, которые переносят разные болезни, более чем достаточно времени, чтобы выбраться из болот и напасть на людей. Вот только если это тоже лихорадка, то такой лихорадки Торак никогда в жизни не видел!

Он ломал голову, как бы помочь этому несчастному. В мешочке с целебными травами у него остались только сушеные листья мать-и-мачехи.

— Давай я попробую тебе помочь, — дрожащим голосом предложил он. — У меня есть немного… Ой, что ты, не надо так! Вон у тебя уже кровь пошла!

Но охотник продолжал остервенело чесаться, оскалив зубы. Было ясно, что он уже не в силах терпеть невыносимый зуд и даже боль кажется ему избавлением от этих мучений. Вдруг он, впившись себе в кожу ногтями, стал яростно сдирать вздувшиеся пузыри; кровь ручейками потекла по руке.

— Не надо! — крикнул Торак. — Что ты делаешь?

Незнакомец зарычал и, точно зверь, прыгнул на него, прямо-таки пришпилив к земле.

Над Тораком совсем близко склонилось его лицо, покрытое жуткой коростой, безумные глаза заплыли гноем.

— Не тронь меня! — с трудом вымолвил мальчик. — Мое имя… Торак! Я из… племени Волка, я…

Незнакомец склонился еще ниже, едва не касаясь лица Торака и обдавая его зловонным дыханием.

— Она… идет! — прошипел он.

Тщетно пытаясь проглотить застрявший в горле комок, Торак испуганно спросил:

— Кто это — ОНА?

Покрытое струпьями лицо безумца исказилось от ужаса.

— Ты что, сам не видишь? — Изо рта у него так и разлетались брызги желтоватой слюны. — Она идет! И теперь всем нам конец!

Он отпустил Торака, с трудом поднялся на ноги, болезненно щурясь от солнечного света, а потом с такой скоростью бросился прочь, с хрустом ломясь сквозь густой подлесок, словно за ним гнались все злые духи Иного Мира.

Торак, опершись на локоть и тяжело дыша, смотрел ему вслед.

И вдруг понял, что все птицы умолкли.

Лес с ужасом взирал на происходящее.

Торак медленно встал. Ветер успел повернуть и дул теперь с востока, он стал заметно холоднее. И деревья, словно охваченные зябкой дрожью, качались и что-то шептали друг другу. «Жаль, — думал Торак, — что я не понимаю их языка». Впрочем, он испытывал, видимо, примерно те же чувства, что и деревья: с восточным ветром в Лес шло что-то страшное и неотвратимое.

Значит, она действительно идет.

Идет страшная болезнь.

Торак бегом бросился туда, где оставил лук и стрелы, подобрал их, а вот вытаскивать из ручья связку ивовой коры и тащить ее к стоянке времени уже не было: надо как можно скорее предупредить людей из племени Ворона!

Глава вторая

— Где Фин-Кединн? — крикнул Торак, влетая на стоянку.

— В соседней долине, — ответил ему мужчина, потрошивший одного лосося за другим. — Пошел за кизиловыми ветками — древки для стрел делать.

— А Саеунн? Где наша колдунья?

— Она на Скале, по костям гадает, — сказала Тораку девушка, которая нанизывала рыбьи головы на тонкую жилу. — Но тебе лучше подождать, пока она сама оттуда вернется.

Торак даже зубами скрипнул от досады. Ну да, вон она, колдунья племени Ворона, — торчит на самой вершине Сторожевой Скалы. Маленькая, сгорбленная фигурка Саеунн издали очень напоминала нахохлившуюся птицу. Старая колдунья внимательно смотрела на лежавшие на земле кости, к ней подошел ворон, хранитель племени, остановился, сложил свои жесткие черные крылья и хрипло каркнул!

Так, кому же еще можно было бы все рассказать?

Ренн в поселке нет — ушла на охоту. Ослака, у которого пока что поселился Торак, нигде не видно. У стоек, где вялилась рыба, он заметил Зиалота и Пуа — эти подростки из племени Ворона были по возрасту ближе всех к нему, но именно к ним он обратился бы в последнюю очередь: они его откровенно недолюбливали, считая чужаком. Все остальные были заняты ловлей лосося, и вряд ли кто-то стал бы слушать немыслимую историю о каком-то больном охотнике, которого он встретил в Лесу. Торак беспомощно оглядывался и уже почти начинал сомневаться в том, что действительно видел того страшного безумца: все вокруг дышало покоем, все занимались привычными делами.

Стоянка племени Ворона находилась у излучины реки — там, где Широкая Вода, вырываясь из сумрачной горловины, с ревом огибает Сторожевую Скалу и устремляется к порогам. Именно эти пороги многочисленные стаи лосося каждое лето и пытаются преодолеть, завершая свое трудное путешествие от моря в горные реки. Река сопротивляется, с яростью отбрасывая их назад, но рыбы раз за разом возобновляют свои попытки, пробиваясь вверх по течению сквозь нагромождение валунов, тучи водяных брызг и пены, совершая сложнейшие прыжки и сверкая в воздухе серебристыми боками, пока не выбьются из сил и не погибнут или же не достигнут тихих заводей по ту сторону горловины, если, конечно, не попадут на острогу к людям из племени Ворона.

Когда лосось шел на нерест, люди вбивали в дно реки колья и устраивали над водой нечто вроде плетеных мостков, достаточно прочных и способных выдержать сразу нескольких рыбаков, вооруженных острогами. Такая рыбная ловля требовала сноровки, ибо, свалившись в воду, ты рисковал получить увечье, а то и утонуть — река была безжалостна, а острые скалы у порогов торчали, как обломки хищных зубов. Но зато и добыча стоила риска.

В жилищах не было сейчас ни души; все старались поскорее, пока не испортилась рыба, обработать дневной улов: коптили, вялили, делали лепешки из лососины. Мужчины, женщины и дети чистили чешую, сдирали шкурку и потрошили рыбин, а потом старательно разделяли ярко-оранжевые тушки по хребту, очищая их от костей и оставляя нетронутыми хвосты — за хвост было удобно подвешивать обе вычищенные половинки над костром, присоединив их к большой связке. Зиалот и Пуа растирали ягоды можжевельника; затем эти ягоды смешают с вяленым и разрезанным на ломтики мясом, во-первых, чтобы придать ему особый аромат, а во-вторых, отбить неприятный запах, если он появится.