Индийское кино - Сергей Переляев Страница 2

Но потом спартаковский мяч налетел на штырь, лопнул, и Лёша перестал поить меня лимонадом и здороваться за руку. Вообще перестал здороваться. Я сначала загрустил, но потом моя мама одолжила уборщице тёте Даше коробку стирального порошка, и я снова мог входить в Вероникин подъезд. И мы снова стали дружить с Вероникой.

Теперь Лёша Распопов с большими ребятами на лавочке сидит, а мы с Вероникой возле деревянной горки разговариваем. И снова большие ребята мне завидуют, потому что Вероника мало того что сама по себе красивая, по ней ещё явно стало видно, что я ей нравлюсь. А уж вот этого Лёша Распопов точно спокойно видеть не может. Эхма, а ещё лучший парень во всём дворе!

Когда мне было семь лет, я пошёл в школу. Учительницу нашу звали Римма Сергеевна. И вот в первый день, на первом же уроке, она говорит: – Наш класс – это корабль, на котором мы поплывём по океану знаний. Кто-нибудь хочет стать капитаном?

А сама перебирает какие-то бумажки на столе с таким видом, будто точно знает, что капитаном корабля знаний никто стать не хочет. Но я-то всегда хотел стать капитаном. Хоть и не корабля знаний, а лучше бы другого корабля, но если есть только этот, то что поделаешь.

– Я хочу стать капитаном! – говорю.

А Римма Сергеевна вдруг спрашивает:

– А сможешь ли ты вести корабль в нужном направлении, преодолевая волны трудностей и сомнений? Ведь океан знаний – серьёзная, грозная вещь!

При этом ясно, что, по её мнению, я не то чтобы это, а вообще ничего не смогу. Говорит, а сама что-то чинит в своей помаде. Заело там что-то.

– Ну Римма Сергеевна, – продолжаю я разговор, – я же ответил на ваш вопрос о том, почему Ленинград называется Ленинградом! Потому что «град» – это по-старинному значит «город»! Вот и с кораблём справлюсь, не волнуйтесь.

– Нет, не справишься, – почему-то очень довольно сказала она, и разговор закончился.

Помада у неё совсем развалилась, и я понял, что мне капитаном не быть. А потом выяснилось, что капитаншей Римма Сергеевна будет сама. Только ни в одной книге и ни в одном фильме капитаны помаду на борту не чинили. Да ещё при матросах!

Когда мне было восемь лет, я писал письмо на телевидение, в котором просил, чтобы показали фильм про Дон Кихота. Кто такой Дон Кихот, я не знал, но в разговоре с дядей Нарциссом (это ещё один знакомый моего папы) узнал, что Дон Кихот очень похож на меня.

Разговор с дядей Нарциссом происходил у нас на кухне. Дядя Нарцисс помогал папе делать ремонт и сдирал со стенки обои ножом. Он сдирал и повторял, что эта стенка ровная, как наша жизнь, и при этом улыбался, будто говорит что-то очень мудрое. Я тоже взял стамеску и стал сдирать обои. Мне хотелось одним движением оторвать как можно больше, а дядя Нарцисс сказал, что, сдирая обои таким образом, я борюсь с этой стеной, как Дон Кихот с ветряною мельницей.

– А что это значит: борюсь с ветряной мельницей? И кем был Дон Кихот? И не то же ли это самое, что Тихий Дон? – вот сколько всего меня интересовало.

– Ну ты даёшь, сынок! – усмехнулся дядя Нарцисс. – Тихий Дон – это речка, а Дон Кихот – рыцарь. Ему бороться было не с кем, так он против мельницы восс… тал… – и Нарцисс отодрал огромный кусок, снова крякнув, что стенка ровная, как жизнь.

Помолчав, он продолжил, хоть я уже ничего и не спрашивал:

– Бороться с ветряной мельницей – это значит неразумно расходовать свои силы. Возьми ножичек вместо стамески и потихоньку поддевай. А так ты как Дон Кихот, над которым смеялась Дульсинея Тобосская.

– А это кто такая?

– А это барыня такая, хоба!!! – Тут дядя Нарцисс чуть не свалился с табуретки, на которой стоял, и звук «хоба» – это было, видно, как раз то, что помогло ему удержаться. Удержался и как ни в чём не бывало дальше говорит: – Дон Кихот за нею гонялся повсюду, чтобы её защитить, а она от него убегала и не хотела защищаться.

Потом Нарцисс мне посоветовал прочитать про Дон Кихота книгу. Но я читать не люблю, поэтому решил, что хорошо бы фильм про Дон Кихота посмотреть, и сел писать письмо на телевидение. Прямо на Первый канал.

«Здравствуйте! – написал я. – Пишет вам школьник из Вологды, которого тоже зовут Константин. Покажите, если не трудно, фильм про Дона Кихота. В любой день, но лучше не поздно, чтоб ночью я мог бы спокойно спать. А если у вас нету этого фильма, тогда покажите хотя бы про Тихий Дон, чтоб я точно понял, в чём разница».

Поставил дату и расписался.

И фильм про Тихий Дон показали. Правда, не сразу, а через год. Ну это ладно, главное, я теперь точно знаю, что Тихий Дон – это там, где казаки буянят. Только почему же тогда он тихий? По логике, должен быть громкий. Даже звучит красивее: Громкий Дон. И честнее.

Когда мне было десять лет, я учился в третьем классе и мы писали сочинение на свободную тему. Я решил написать о любви. И написал.

О любви

Когда я был совсем маленький, мне нравилась Вероника. Она жила в соседнем подъезде, и меня не пускала в этот подъезд уборщица тётя Даша за то, что я грыз семечки на пол. А потом мама дала тёте Даше стирального порошка, и тётя Даша стала меня пускать.

Вероника была с тёмными волосами и зелёными глазами. Мы гуляли по бензозаправке и смотрели телевизор. Вообще, мы очень любили друг друга, и все нам завидовали, особенно один парень в моём дворе, Лёша Распопов. Потом я пошёл в школу, стало меньше времени на прогулки, а ещё потом Вероника уехала в другой город. Но когда я вырасту, я обязательно её найду и мы поженимся.

И я сдал сочинение.

А у нас в классе училась Лиза Спиридонова. Она тоже красивая, но мне она совсем не нравилась, потому что по ней было видно, что она злая. Так вот, Лиза Спиридонова на перемене подошла к учительскому столу, прочитала моё сочинение и понаставила, где надо и не надо, запятых. Это, наверное, потому, что она хотела вообще всем на свете нравиться, а у меня на лбу было написано, что я её терпеть не могу. Мне поставили тройку за безграмотность, но Лизу Спиридонову и это не утешит. Ведь я же её не из-за запятых терпеть не могу!

Сейчас мне одиннадцать лет. Я показал эти записи, которые вы прочитали, одному своему приятелю, и он сказал, что интересно, только очень мало. Ну, в смысле, я мало написал. А я могу писать только о том, что на самом деле было, поэтому задумался: ведь больше пока ничего интересного не было, значит, больше пока я не знаю, про что писать. А приятель мне говорит:

– А ты напиши про то, что будет.

– Как это? – я сначала не понял.

– Ну, вот ты пишешь, – объяснил мне приятель (его звали Артём), – когда мне было столько-то лет, было то-то. А теперь напиши так: когда мне будет столько-то лет… И представь, что там может быть.

Я быстро ухватился за эту идею и сел писать. Так появилась вторая часть этой небольшой повести, под названием

Когда мне будет…

Когда мне будет двадцать лет, я встречу Веронику и мы поженимся.