Бенди и чернильная машина. Кошмары оживают - Адрианна Кресс Страница 2

– Ты потерял костюм? – мистер Шварц, если хотел, мог выглядеть весьма пугающе для человека ростом чуть больше ста пятидесяти сантиметров.

– Мне очень жаль, сэр! Клянусь, такого больше не повторится!

Я лишь на секунду положил костюм, чтобы получше присмотреться к картине. Однако и этого оказалось достаточно, чтобы кто-то незаметно его утащил.

– А что скажешь по поводу прошлого раза, когда ты задержался на три часа? Мой клиент едва не опоздал из-за тебя на встречу.

– Мне очень жаль, сэр.

– Ты хочешь стать моим подмастерьем? Хочешь хорошо и честно зарабатывать?

Я хотел. Правда, хотел. Мне нужны были деньги. Нам с мамой требовались деньги. Только вот никто особо не горел желанием брать на работу подростка из трущоб, у которого практически не было образования. Быть правой рукой мистера Шварца считалось самым большим, на что я мог рассчитывать.

Боже мой, как же глупо я себя чувствовал. И как же меня съедал стыд.

– Я дам тебе ещё один шанс, Бадди. Ещё один – и всё.

Ещё один шанс.

Последний для меня.

А потом я встретил его.

Я впервые пришёл к нему в студию, чтобы доставить костюм – чехол для одежды был перекинут через моё правое плечо. В тот день в студии из-за жары отключили электричество. Причём не только в студии, располагающейся в кирпичной высотке, но и во всём районе. Обычно мигающие огни театральных вывесок не горели. Я прошёл мимо погасшего анонса «Женщины из Сент-Луиса». Пожёвывая зубочистки, двое рабочих сцены смотрели на здание. Они задрали головы и упёрли руки в бока.

– И что теперь, Стив?

– Шоу должно продолжаться.

– Ну, это они так говорят.

Осознание того, что электричество отключили, до меня дошло лишь через несколько кварталов в западном направлении. Я тогда прошёл мимо одного из театров офф-Бродвея ^[2] и наконец добрался до располагающейся по соседству с ним студии. Я приложил все усилия, чтобы прийти вовремя, но всё равно опаздывал. В этот раз моей вины в этом не было. Клянусь, во всём следует винить метро. Но мистер Шварц не увидел бы разницы. Мне нужно было наверстать упущенное время, поэтому я шёл быстро, не особо обращая внимания на мир вокруг себя. Тем не менее, когда я ступил в мутную темноту, она рывком вернула меня в реальность. Я остановился и просто застыл на месте. Было так темно, что даже не удавалось определить, где низ, а где верх.

А потом внезапно стало слишком ярко – словно прямо на меня кто-то направил луч света. Я поднял руку. Свет соскользнул прочь с моего лица. Я наблюдал за тем, как лучик света пробежал по комнате и остановился на седой пожилой женщине. Она расположилась за огромным столом. Я подскочил на месте, удивлённый её внезапному появлению.

– Чёрт тебя возьми, Норман, – воскликнула она, зажмурив глаза за линзами огромных очков.

– Проектор погас, – хрипло отозвался Норман.

– Если ты не заметил, то электричества нигде нет. Хватит уже светить мне фонариком в глаза!

На секунду всё замерло. Затем по щелчку снова погрузилось во тьму. Должен заметить, вокруг стало ещё темнее. Намного темнее. После света прямо в глаза мне казалось, будто отключился не только фонарик, но и моё зрение. От этого по спине побежали мурашки.

Я не знал, что делать. Мне нужно было доставить костюм. Я подумал, что могу вспомнить, в каком направлении находился стол. Может быть, получится добраться до него вслепую?

– А что это за мальчишка? – спросил Норман откуда-то из темноты.

– Я не знаю, Норман.

Раздался звук чиркнувшей о коробок спички. Затем она вспыхнула с характерным тихим «пыщщ».

Лицо пожилой женщины устрашающе исказилось длинными вытянутыми тенями, пока она зажигала лампу в руке.

И затем появился свет.

Он дрожал и танцевал на стенах. В рамках висели различные плакаты. Они напоминали афиши к фильмам, но изображали мультяшек. В частности – одного персонажа, который всё время улыбался. Мне захотелось рассмотреть плакаты поближе. Куда я попал? Что это было за место? Почему персонаж выглядел таким знакомым?

– Ну вот, мальчик, теперь я тебя вижу. Что тебе нужно? – спросила женщина. Она сидела за столом так низко, что над столешницей виднелись только её очки и макушка.

– Я, эээ…

Вопрос был не сложный. Однако я забыл, для кого предназначалась доставка. Поэтому опустил голову вниз и стал возиться с чёрным чехлом для одежды, чтобы отыскать имя на бирке.

– Иди сюда, я ни черта не разберу, что ты там бормочешь, – велела женщина. Над столом появилась её рука, которая резким жестом требовала подойти поближе.

Я повиновался, всё ещё пытаясь отыскать имя владельца костюма.

– У меня костюм, – сказал я в попытке выиграть немного времени.

– Угу-угу, – отозвалась женщина.

Наконец мне удалось отыскать бирку.

Тогда впервые его имя стало для меня чем-то, что оставило отпечаток в памяти. Впервые оно обрело какой-то смысл. До этого момента для меня было важно лишь вовремя добраться до студии и не быть уволенным. Вот о чём я думал. Так что я помнил адрес и знал, что студия находилась на Бродвее. Однако имени заказчика я не слышал и не видел.

– Ну же, мальчик, отвечай. У меня не так много времени.

– Джоуи Дрю, – сказал я. – Я ищу мистера Джоуи Дрю.

– И кто это его ищет? – спросил Норман с подозрением в голосе.

– Мистер Шварц, – выпалил я. Это не самый подходящий ответ, но темнота и поведение Нормана почему-то заставляли меня нервничать. Нисколько не улучшал ситуацию дрожащий свет, который освещал улыбающегося на плакатах персонажа.

– Кто? – поинтересовалась женщина.

– Портной, который сшил для него костюм. У меня костюм мистера Дрю. Я курьер… с… его… костюмом.

– Так он покойничек, – сказал Норман.

Я повернулся к мужчине. Тот стоял слишком далеко от света лампы, поэтому представлял собой только тёмный силуэт.

– Он… умер?

Сердце бешено стучало в груди. Я не понимал, как такое возможно. И это странным образом почему-то пугало.

– Не, – с усмешкой ответил Норман. – Не умер.

– Я… не понимаю, – сказал я и снова повернулся к пожилой женщине.

Она лишь пожала плечами:

– Шутки Нормана никто не понимает.

– Так это была шутка? – я оглянулся на мужской силуэт.

Норман всё ещё смеялся. Однако от его смеха, в котором совсем не слышалось веселья, мне легче не стало – это уж точно.