Письмо, которого не было - Елена Нестерина Страница 17

– Да, – согласилась Маша.

Нахмурилась, уселась в углу. И весь вечер сидела тихая-тихая.

Ну и что. Вдвоем им тоже было хорошо!

Началась зима. Замело вокруг все снегом – только успевай отгребать его от дверей. Для этого Тоня отыскала большую деревянную лопату, по краю подбитую жестью. Дедушка подбивал – вспомнилось ей. Да, прошлым летом, в жаркий день, когда хотелось думать только о речке и надувном матраце. А он о зиме заботился…

Снег летел из-под ее лопаты рыхлыми пластами, падая, разлетался блестящей пылью. А Тоня чистила и чистила площадку у крыльца, украдкой поглядывая на белую даль – не покажется ли на дороге одинокий всадник? Или лыжник? Или пеший гость – вдруг к ним торопится? Но никто не шел в деревню Ласточки. По дороге к мосту через реку Дебрянь ездили трактора, так что добраться к ним было не так и сложно. От поворота к деревне вела натоптанная заметная тропинка: нет-нет, да кто-то и ходил до Беклемищева в магазины, санки за собой возил. А рядом с тропинкой – Тонина лыжня. Одна она ездила в село на стареньких лыжах: в школу учиться, в магазин. Чтобы бабуськи не наворачивали по снегам пять километров, Тоня выполняла их продуктовые заказы: покупала хлеб, конфеты, масло, еще там, чего они попросят. И сдачу всегда сдавала под расчет, так что сколько бы ни пытались они сунуть Тоне лишнюю денежку, у бабок этот номер не проходил. «Да много у нас денег! – уверяла она. – И денег полно, и продукты есть!»

А на самом деле деньги кончались. Неприкосновенный их запас – на случай покупки лекарств, Тоня спрятала за божницу и пообещала себе не тратить ни на что. Пригодятся – в худшем случае на лекарства. А в лучшем… В лучшем – к маме в Москву чтобы ехать, на билеты! А так… Тоня купила большую бутыль подсолнечного масла, три банки тушенки и смерзшийся блок самой дешевой мороженой рыбы – Машка растет, ей без белковой пищи нельзя. И на этом решила остановиться: ведь деньгам взяться было неоткуда. Хлеба можно не покупать – Тоня научилась печь замечательные блины, которые Маша ела и с супом вместо хлеба, и с душистым травяным чаем, и с вареньем. И ни шоколадок не просила, ни пирожных. Вообще она принцесса была еще та, эта их Машенция – при маме капризничала о-го-го! Но здесь – Тоня просто нарадоваться на нее не могла. Такая покладистая стала. То ли это от того, что малявка осознавала всю важность своего хорошего поведения в условиях трудной зимовки, то ли… Васькино воспитание сказалось. Она его во всем слушалась.

Домовой его дери, этого Ваську! Тоня раскидывала снег, а мысли ее так и крутились – то вокруг зимы, которая еще только начиналась, то вокруг бывшего частого гостя их дома. Хоп! – снова бросила взгляд на широкую белую даль, на темнеющий лес: вдруг выйдет из него кто? Конечно, снова не вышел. И почему она все надеется, почему ждет? И ведь ждет не маму родную, а чужого суетливого мальчишку! Ведь все с ним понятно – а она ждет. «Держи себя в руках, Антонина!»

Тоня хлопнула лопатой по верхушке высокого сугроба, поставила ее у крыльца и пошла в дом. Надо обедать – сегодня как снегом занялась, так до сих пор сестру голодной и держит…

Вот зачем хорошо подумала о Машке? Прямо как сглазила.

– Не буду борщ, – за обедом заявила она, отодвигая тарелку.

– Почему? – удивилась Тоня. – Невкусный? Вроде как обычно.

– У, надоел… – и Маша принялась качаться на стуле.

Тоня зачерпнула ложку борща, съела. Хороший борщ… Практически, кроме горохового и грибного супов, это было единственное первое блюдо, которое Тоня умела готовить. Борщ у нее был без мяса, но получался очень вкусный – капусты, картошки, фасоли, морковки и свеклы было в запасах много. Но этот борщ был предпоследним – томатной пасты, без которой борщ у Тони не получался, осталось всего лишь на один раз. А покупка этой пасты не входила в ближайшие Тонины планы. «Надо попробовать сварить суп фасолевый, – подумала Тоня, растерявшись, – фасоли целый мешок – с того года еще остался. Как его варят – надо в книжке кулинарной посмотреть…»

От мыслей ее отвлекла активная Машина забастовка. Девочка продолжала качаться на стуле и требовала чего-нибудь новенького. Или сладенького.

Тоня вскочила, убрала от нее тарелку с борщом, поставила вареную картошку с солеными огурцами.

– Фу, не надо, опять огурцы! – сморщилась Маша, выкидывая пальцами колечки огурцов из тарелки на стол. – Грибочка хочу! А без ничего картошку не буду!

И она уселась, сложив руки на коленях. Картошка остывала.

Тоня вздохнула. Сестра ничего не съела – а надо. Хоть и выздоровела, кажется, окончательно, а поддерживать организм было необходимо полноценным питанием. А какое же оно тут полноценное?

Банка грибов, что принесла Тоня из подпола на той неделе, закончилась. Это были последние заготовки в банке. Грибы оставались только в бочонках, куда Тоня до сих пор не лазила – возиться не хотелось, с банками куда проще было.

И вот теперь она схватила пустую кастрюлю, половник – грибы из бочонка черпать, накинула куртку, влезла в валенки и помчалась на двор. Открыла люк погреба, зажгла свет, спустилась по лестнице.

Вот это да! Первый бочонок оказался пустым! Он просто крышкой был накрыт… Тоня бросилась ко второму, сняла крышку – тоже пусто! Да что же это такое? Ну почему она раньше не догадалась в них заглянуть, так неэкономно тратила насоленные дедушкой в банках грибочки – подберезовики, белые и подосиновики? Почему решила, что в бочонках опята? Потому что они всегда обычно там были?.. Железная логика… Вот теперь все съели – и как быть?

Тоня подлетела к кадке с огурцами, проверить – а там сколько? Уф… Вроде огурцов еще много. Но их тоже теперь надо экономить. Зима длинная, денег даже не кот, а хомячок наплакал, подкрепления ждать неоткуда. И до первой зелени – до мая месяца ох как не скоро! «Помрем с голоду?» – подумала Тоня, и руки-ноги у нее похолодели от этой перспективы. Как же обидно – ведь и еды всякой навалом, а она помирать собирается? А все почему – потому что принцесса-королевна откушать борща и огурцов не желает! Злые слезы подступили к Тониным глазам, и она, ругаясь на Машку, избила пустой бочонок половником. Потом проверила – не растрескался ли? А то еще новые траты возникнут. Старый бочонок уцелел. Тоня погрозила ему, пустому, кулаком, показала фигу второму.

И сестру стало жалко. Сидит малышка целыми днями одна тут, в деревне. Ей надо с ровесниками общаться, развиваться. А она только с Кузей, игрушками и телевизором. Ест как попало – и ничего другого Тоня не может ей предложить. По ночам Маша плачет, маму зовет. Днем молодец, держится… Золотой все-таки ребенок.

«Нет, не помрем, если Машка капризничать не будет, – подумала она. – Как же ее только есть заставить?» Она выбрала самое любимое Машино варенье, черничное, положила банку в карман и, громыхая кастрюлей и половником, полезла наружу.

В своем закуте завозились курочки. Тоня старалась не выпускать их на улицу – потому что не знала, надо или не надо это делать? На всякий случай у них всегда днем горел свет, питание стало четырехразовым, а для тепла она заткнула все щели тряпками и старыми телогрейками, заложила ими же низ двери. Принесла из дома термометр и померила температуру воздуха – на дворе было плюс пять. Погода поздней осени…