Мальчик, который хотел стать человеком - Йорн Риэль Страница 17

Теперь Ролло предстояло переехать в северную часть Гренландии. Всем в Стокканесе было жалко расставаться с маленьким монахом, но сам он больше всего горевал из-за того, что епископ хочет отправить его домой в Норвегию.

Предполагалось, что Торстейн во время плавания с монахом будет охотиться на тюленей, ловить треску и собирать плавник. Последнее для исландцев было особенно важно, потому что своего леса в Гренландии не было. Деревья вылавливали из моря, куда они приплывали, совершив далекое путешествие из устьев сибирских рек, бывало также, что за лесом плавали в Маркланд или Винланд — Виноградную страну, которые мы сегодня называем Лабрадором и Ньюфаундлендом. Еще в тысячном году исландцы открыли Америку. Они хотели там поселиться, потому что та страна была богаче Гренландии, но вечные сражения с местными индейцами и эскимосами заставили их вернуться домой. Однако они совершали туда набеги и привозили оттуда виноград и главным образом драгоценную древесину.

Торстейн не имел ничего против того, что Лейв и его друзья покинут его усадьбу. Он понимал их тоску по дому и потому предложил им плыть с ним столько, сколько им будет удобно. Ему предстояло обогнуть южную оконечность Гренландии, и он надеялся по пути обнаружить следы родичей Наруа и Апулука или других эскимосов.

А вот Хельгу огорчал их предстоящий отъезд. Она к ним привязалась и знала, что ее немой дочке будет не хватать Наруа. Однако она тоже их понимала.

Перед отъездом Наруа подарила Фриде амулет — лапку ворона, — который она при рождении получила от дедушки Шинки и носила на шее на кожаном ремешке. Теперь этот амулет должен был оберегать Фриду от всякого зла так же, как он до того оберегал Наруа.

В один из августовских дней Торстейн и его спутники покинули усадьбу. С ним ехала половина работников, и все они радовались, что увидят новых людей и узнают что-нибудь новое о мире за пределами Гренландии. Уже очень давно они не виделись ни с кем из жителей Западного Поселения. От Ролло они знали, что несколько кораблей из Норвегии побывали в Восточном Поселении, но в Стокканес, с тех пор как три года назад туда из Исландии приехал Торстейн, не приезжал никто. В Европе все время что-то происходило, там людям было не до Гренландии. А ведь, по словам Ролло, еще десять лет назад один или два корабля в год непременно приходили в Гренландию.

Трое суток корабль Торстейна шел при попутном северном ветре. Они шли близко от изрезанного берега. По ночам было еще светло, и Апулук, которому больше других хотелось вернуться домой, каждую ночь сидел на носу и следил за берегом. День и ночь он с надеждой вглядывался в береговые скалы, надеясь увидеть эскимосский земляной дом, хижину или охотника на каяке. Лишь на четвертую ночь его желание сбылось. Их судно только что миновало устье широкого фьорда и шло мимо мелких голых островков. Апулук окликнул Наруа:

— Смотри, там, между островками!

Наруа взглянула туда, куда он показал.

— Что ты там увидел? — спросила она.

— Там что-то шевелилось, но теперь это исчезло. — Апулук встал и прошел на середину судна. — Я почти уверен, что это был каяк.

— А вдруг это отец или кто-нибудь из наших! — обрадовалась Наруа. — Как думаешь, он видел наш корабль?

— Конечно, видел, потому так быстро и скрылся за островом. Испугался чужеземцев.

Брат и сестра прошли на корму и рассказали, что они видели. Лейв перевел их слова Торстейну.

— Я думаю, что наши сейчас находятся дальше на юге, — сказал он, — Но если ты высадишь нас здесь, мы сможем расспросить этих людей, не знают ли они, где сейчас стоит семья Апулука и Наруа.

— Думаешь, вам удастся поговорить с ними? — спросил Торстейн.

— Конечно. Далеко они не уйдут. Они спрятались где-нибудь среди островков и наблюдают за нами. Увидев, что мы втроем остались на берегу, а вы уплыли дальше на юг, они дадут знать о себе.

Торстейн не спускал глаз со взволнованного лица Лейва.

— Ладно, сделаем, как ты говоришь. Я вижу, что тебе не меньше, чем эскимосам, хочется вернуться к своим друзьям. Но ты уверен, что эти люди хорошо вас примут? Ведь может оказаться, что это чужая семья, которую вы не знаете.

— Это инуиты, а они не причинят нам зла, — сказал Лейв.

Торстейн покачал головой и засмеялся. Лейв слепо верил в эскимосов. Сам Торстейн слышал и об исландцах, убитых случайными эскимосами. Правда, то была месть за то, что исландцы первые убили несколько скрелингов и украли у них мясо и шкуры. Но, как бы то ни было, это говорило о том, что скрелинги не всегда настроены дружелюбно.

Троих друзей ссадили на берег, прятавшийся за длинной цепью островов. Торстейн отдал им часть взятой в дорогу провизии и обнял их на прощание.

— Когда-то между нами была вражда, — сказал он Лейву. — Я осуществил кровную месть и убил твоего отца за то, что он убил моего брата. Придет время, и ты будешь вправе убить меня.

— Между нами нет больше вражды, Торстейн Гуннарссон, — ответил Лейв. — Мои руки никогда не будут так длинны, чтобы убить тебя. Ты возместил убийство моего отца, став вторым отцом мне и моим названым брату и сестре, Наруа и Апулуку. Пусть всегда между нами сохранится мир.

Лейв смотрел в глаза Торстейну, крепко сжав зубы, чтобы не расплакаться. Потом быстро повернулся и спрыгнул на скалы. Ролло свесился через поручни и крикнул ему:

— Не забывай, Лейв, с тобой твой Бог! Он всегда будет на твоей стороне!

Лейв, Наруа и Апулук долго махали отходившему от берега кораблю. Сидя на камнях, они следили за ним. Но вот на корабле подняли большой четырехугольный парус, и он быстро понес корабль между островами. Лейв встал, но Апулук снова усадил его на землю.

— Не спеши, нам следует остаться здесь, — сказал он. — Надо просто сидеть и ждать. Скоро этот человек в каяке сам придет к нам.

Наруа встала на колени и вытащила из своего мешка каменный котелок.

— Если вы разведете огонь, я пока сварю мясо. И у нас будет, чем угостить гостя.

Лейв с Апулуком собрали ветки, и вскоре уже на огне приятно побулькивало тюленье мясо, которое им дали на корабле.

Лейв снова растянулся на вереске. Он лежал на спине и смотрел в бесконечное синее небо.

Как странно иногда поворачивается жизнь, думал он. Его детство прошло в Исландии с отцом и матерью. Он был счастлив и не знал никакого горя. Играл с детьми из своего рода и ездил по округе на Рыжем. Что, интересно, стало с его конем? Кому он достался после того, как его хозяин в свое время прокрался на корабль, чтобы убить Торстейна?

Потом он вспомнил свой первый год жизни у эскимосов. Они научили его жить так, как живут люди, научили справляться со всем собственными силами, делиться со всеми и жить в братстве. Ему нравилось это братство, которое здесь непостижимым образом больше связывало, чем разъединяло людей. Если бы в Исландии люди так же относились к чужой собственности, это непременно привело бы к вражде. В Исландии, впрочем, как и у исландцев, живших в Гренландии, люди боролись, чтобы завладеть чужой собственностью. Здесь же люди не видели разницы между «отдать» и «взять». Может быть, потому, что ни у кого не было ничего лишнего. Здесь люди знали только насущные потребности. Пить, есть, работать и спать. Все было так просто, и Лейву нравилось жить среди эскимосов. Они вели честную и достойную жизнь, и он привязался к Наруа и Апулуку больше, чем когда-либо был к кому-то привязан.