Последний орк - Сильвана Де Мари Страница 17

Тем не менее волшебное слово «деньги» заслоняло все — оно притягивало, как огонь влечет мотылька. Каждый раз, когда Ранкстрайл почти решал бросить все и вернуться (что случалось довольно часто), слово «деньги» придавало ему сил и мужества. Оно означало, что можно жить по правилам, не нарушая закон, кроме, может быть, того правила, что дети должны сидеть дома и ни за кого не сражаться.

С этими деньгами его отец мог бы иметь в своем распоряжении законно купленную еду и понемногу расплачиваться с аптекарем.

Дорога заняла три дня. То и дело он поворачивался и шел обратно, к Варилу, потом снова менял решение и направлялся в сторону Далигара. Да, он нуждался в деньгах, но в то же время прекрасно понимал, на какое безумие он идет. Ранкстрайл останавливался поохотиться, поискать воды, подумать, посмотреть на облака в постоянном ожидании, что отец или Вспышка вдруг покажутся на горизонте — сначала неразборчивыми точками на дороге, потом и во весь свой рост, крича и ругаясь, что он дурак или сумасшедший, что он не знает, на что идет. Они осыпали бы его ругательствами, он расплакался бы, потом они бы обнялись и все вместе вернулись домой.

Но на проклятой дороге никто не показывался.

В конце концов через три дня он пришел в Далигар. Город оказался небольшим, озлобленным, втиснутым в разветвление реки Догон, которая окружала его огромным рвом. Если Варил, старинную столицу первой рунической династии, с ее дворцами и стенами из белого мрамора, называли Городом-Журавлем, возвышавшимся над рисовыми полями и миндальными садами, то Далигар, признанный столицей Мира Людей, был Городом-Дикобразом.

Этот город цвета обожженного кирпича, пыльный, неприветливый и угрюмый, располагался в тени Черных гор. Его окружали низкие крепкие стены, усеянные заостренными кольями. Город стоял на острове между двумя рукавами реки Догон, через которые были перекинуты два подъемных моста. На них было полно стражников, словно здесь всегда шла война. В отличие от Варила, куда можно было спокойно входить и так же спокойно оттуда выходить, Далигар охранялся лучше, чем ларец, набитый золотом, хоть золота, казалось, в нем давно уже не было. Тот, кто имел честь обитать в городе, не мог из него выйти, а тот, кто желал войти, должен был иметь на то серьезную причину с весомыми доказательствами.

Кроме предстоявших трудностей суровой жизни наемника (если он вообще их переживет), кроме боли расставания с родными, которая терзала Ранкстрайла, как открытая рана, его настораживало еще и другое опасение, более мрачное и едва уловимое: что его будущий хозяин все-таки не являлся образцом глубокой мудрости и беспристрастной справедливости. Но так как непрерывный кашель отца и неоплаченный счет аптекаря не оставляли юноше выбора, волей-неволей он пошел в наемники, однако решил не терять бдительности. Ранкстрайл продавал Судье свою силу, но не душу.

Он прибыл в Город-Дикобраз ослепительным, уже почти летним утром.

Широкие полосы аккуратно засеянного пшена и ячменя чередовались с растрепанными полями подсолнухов. На солнце сверкали пока еще зеленые и мелкие пшеничные колосья, обрамленные красными венчиками бесчисленных маков. Над пшеницей летали наперегонки с ветром ласточки, прерывая эту веселую игру лишь охотой на многочисленных насекомых. Ранкстрайл решил считать свет этого утра и стремительный полет ласточек добрым предзнаменованием. Под лучами солнца красные кирпичи городских стен принимали золотистый оттенок.

В Далигаре царил почти такой же переполох, как десять лет назад, когда в город заявился ужасный Эльф. На уме и на языке у всех были Черные разбойники, которые громили и жгли южные земли. Промышлявшие сначала малыми бандами, теперь они превратились в настоящую армию. Черные разбойники не были орками, но зверства их росли из года в год: как часто случается, жестокость превратилась в азартную игру, соревнование, в котором каждый командир, словно соперник на турнире, старался отличиться перед другими.

Дабы хоть как-то отбиться от разбойников и защитить фермы, в наемники автоматически принимали всех желающих, но их практически не было: слава о южных бандитах уступала только слухам об орках Неведомых земель. Никому из впавших в совершенное уныние офицеров-вербовщиков не пришло в голову задавать Ранкстрайлу вопросы о его возрасте, и, не успев опомниться, юноша оказался в числе солдат легкой пехоты.

Получив астрономическую сумму в размере шестидесяти медяков и четырех сребреников, причитавшихся ему за первый год найма и отведенных на экипировку, Ранкстрайл должен был за оставшееся утро приобрести все необходимое. В полдень он должен был выдвинуться в сторону Южных гор, где бандиты разграбили и сожгли фермы и поля.

Ранкстрайл растерянно шатался по Далигару, ничего не соображая. Он плутал по пыльным и грязным узким улочкам, и по сравнению с Далигаром его родное Внешнее кольцо, со всеми своими лохмотьями, казалось ему страной изобилия. Во Внешнем кольце рядом с нуждой всегда находилось место надежде и веселью, воздух был наполнен ароматами, обещаниями сладостей. В каком-то смысле нужда не была абсолютной: не всегда что-то имелось, но и не всегда не было совсем ничего. На худой конец, оставались капустные и кукурузные кочерыжки или картофельные очистки, доставшиеся от тех, кому повезло больше и кто мог позволить себе выбрасывать кочерыжки и чистить картошку. В Далигаре же не было совсем ничего. Отовсюду сквозила отчаянная и мутная нищета, не имевшая ничего общего с той, привычной Ранкстрайлу, шумной и разноцветной. Он увидел детей с настолько тонкой, натянутой кожей, что через нее просвечивал череп, и почувствовал ужас при мысли, что они не переживут зиму. Он увидел матерей с настолько опустошенными взглядами, что даже плач младенцев у них на руках не приводил их в чувство.

Ранкстрайл находился уже почти на грани отчаяния, как вдруг ему встретилась взрослая женщина ростом не выше девочки. Ранкстрайл узнал ее: ребенком он видел ее, крутившую вертел с цаплями.

— Роса! — окликнул он; потом ему вспомнились слова дамы, и он обратился к маленькой, одетой в лохмотья женщине, словно к знатной госпоже: — Вы Роса, дама Народа Гномов!

Женщина остановилась и внимательно посмотрела на него. Потом лицо ее прояснилось, и она улыбнулась. Ранкстрайл подумал, что обращение «господин» или «госпожа» может быть таким же ценным, как звонкие монеты или цапля в подарок.

Роса узнала его сразу, несмотря на то что видела всего один раз в жизни, да и то когда тот был ребенком. Она рассказала, что после смерти дамы решила покинуть господский дом, привлеченная (а говоря точнее, обольщенная) слухами о справедливости Далигара, распространявшейся на все и на всех. Теперь уже поздно было раскаиваться — Далигар все равно этого не позволял, но, как бы то ни было, она тысячу раз предпочла бы несправедливость Варила справедливости Судьи.

Роса приютила Ранкстрайла на день и помогла ему в подготовке.

Половину денег парень потратил на меч, самый дешевый из всех дешевых. Тот оказался несимметричным, немного кривым, с помятой бронзовой гардой и деревянной рукоятью без яблока, потерянного в не самом триумфальном прошлом (меч принадлежал какому-то алебардщику, умершему после пьянки от солнечного удара). Он был слишком короток и легок для Ранкстрайла, и на клинке виднелась ржавчина, но все-таки это был меч. Лук со стрелами уже имелись в его вооружении — он сделал их для охоты на цапель, но они так же отлично годились для охоты на любое другое живое существо. Кирасу Ранкстрайл тоже смастерил сам, играя в кавалериста в блестящих на солнце доспехах: подбирая остатки металла у мастеров Среднего кольца, он скреплял их шкурами добытых на охоте зверей, чаще всего зайцев и барсуков. В итоге вид у Ранкстрайла был, вне всякого сомнения, угрожающий, но вместе с тем угрюмый и грустный. Его немедленно окрестили Медведем.