Дело о хитром писателе - Джон С. Клэр Страница 17

Элмо уже ушел в «Перо». Ника нигде не было видно, так что я отправилась домой одна. День был прекрасный. На голубом небе ни облачка. Солнце бережно пригревало землю — теплое, но не жаркое.

Отперев дверь, я вошла в пустой дом, бросила сумку на стул, сделала себе бутерброд с арахисовой пастой. Как мне хотелось, чтобы мама сейчас была рядом. Но я знала, что сегодня она работает полный день в банке и вернется только к вечеру.

Я попыталась овладеть собой, встряхнуться, сбросить с себя противное ощущение сонливости. Кроме того, у меня еще были дела. По пятницам я обычно навещала Перри Пламмер в доме для престарелых.

Наскоро покончив с бутербродом, я умылась, прошлась расческой по волосам и снова вышла из тишины дома на улицу. Следуя примеру Санни, я трусцой побежала в «Крейгенд». Может, от этого перетряхивания странные мысли в моей затуманенной голове установятся в каком-нибудь разумном порядке.

Я и вправду почувствовала себя лучше, когда добежала до величественного старинного здания, примыкающего к парку. За воротами люди сидели на залитой солнцем террасе, пили чай или гуляли среди деревьев, неторопливо беседуя и просто наслаждаясь свежим воздухом и прекрасной погодой.

Пожилая леди в инвалидной коляске, улыбаясь, кивала женщине помоложе, которая показывала ей какую-то ткань. Заказывает портнихе новое платье, догадалась я. Старик с седыми усами играл в шахматы с мальчиком, должно быть, с внуком. Все здесь дышало спокойствием, умиротворенностью, все было таким знакомым и… обычным. Никаких отрицательных эмоциональных воздействий.

Основные обитатели «Крейгенда» — это пожилые люди, прожившие в Рейвен-Хилле большую часть своей жизни. Поэтому они чувствуют здесь себя как дома, никто не ощущает себя одиноким и покинутым.

«Одиноким и покинутым…» — от этой мысли образ женщины в красном клетчатом платье снова возник у меня перед глазами. «Уйди, отстань от меня!» — попыталась я мысленно прогнать его.

Я увидела Перри, она сидела на скамейке под деревом с раскрытым альбомом для вырезок, тюбиком клея и коробкой газетных вырезок. Я подошла к ней. Оторвавшись от своего занятия, она взглянула на меня и улыбнулась.

— Лиз, дорогая! Ну, здравствуй! Очень рада тебя видеть!

Я вздохнула с облегчением. Перри отлично помнит все, что было давно, в ее прошлом, но иногда начинает путаться в настоящем. Бывали случаи, что мне даже приходилось напоминать ей, кто я. Но, к счастью, сегодня без этого обошлось. Правда, я также надеялась, что она забудет о своем альбоме с вырезками, но тут мои надежды не оправдались. Этот альбом был ее последней причудой, она просто помешалась на нем. Я уже восхищалась им миллион раз. А недавно ей пришло в голову начать вклеивать туда все заметки из «Пера» о нашей «Великолепной шестерке», и теперь она каждый раз упрашивает меня читать их для нее вслух. Иногда она даже приглашает других послушать.

«У Лиз такие необыкновенно умные друзья, — обычно говорит она в таких случаях. — Все так талантливы».

При одной мысли об этом меня передернуло. Я люблю Перри. По-настоящему люблю. Когда она в настроении, от нее можно услышать удивительные истории о Рейвен-Хилле в старые времена. Но иногда с ней бывает трудновато общаться. Особенно, если я сама в этот момент чем-то обижена или расстроена.

Перри тут же принялась искать в своей сумочке список вещей, которые я должна купить для нее в магазинах.

— Перри, вы случайно не знали раньше Джека Снагга, хозяина мясной лавки? — неожиданно для самой себя спросила я.

— Конечно, дорогая, — пробормотала она, все еще роясь в сумочке. — Но я бы на твоем месте к нему не пошла. Очень неприятный человек — несдержанный, грубый. И я убеждена, что он кладет слишком много хлеба в свои сосиски. Мясная лавка «Пинкинс и сыновья» гораздо лучше.

«О, Господи! — подумала я. — Она опять в прошлом. И в ее представлении магазинчик „Пинкинс и сыновья“ все еще существует».

— А уж его несчастной жене совсем от него житья не стало, — оживленно продолжала Перри. — Ах, она бедняжка, эта Мона Снагг. Трудится с утра до ночи, как рабыня в этом кошмарном доме. Не дом, а старая развалина — мрачный и к тому же очень неудобный. Снаггу он достался по дешевке, — сообщила она, понизив голос, — из-за этой ужасной трагедии. Там умерли люди, ты ведь знаешь, — перешла она на шепот, — и, разумеется, им приходится сдавать комнату квартиранту, чтобы сводить концы с концами. Кстати, он на редкость приятный пожилой джентльмен. Очень аккуратный. С прекрасными манерами. Мона его всегда так хвалит.

Перри на мгновение прервала свои поиски, и ее поблекшие голубые глаза отрешенно уставились в пространство.

— С этим было связано что-то такое… — пробормотала она и озабоченно сдвинула брови. — Не могу никак вспомнить…

— Ничего, Перри, это не так важно, — поспешила я успокоить ее.

Она погладила меня по руке и снова принялась копаться в своей сумочке.

Я еще раз огляделась вокруг. Все здесь, в саду «Крейгенда», такое знакомое, привычное, обыкновенное. И люди заняты знакомыми, привычными, обыкновенными делами. И неожиданно отвратительные ощущения, преследовавшие меня весь день, исчезли. Здесь все было реальным. Это не был черно-красный мир Эбнера Кейна, полный таинственных совпадений, могильного холода и пугающих мыслей. В этом зеленом уголке живут обычные люди, они разговаривают, выбирают себе красивые платья, играют в шахматы, подставляют лица под солнечные лучи.

Наконец Перри отыскала свой список — крошечный обрывок бумаги, исписанный ее неровным почерком. «Лосьон для рук „Силкскин“, 2 хор. груши, 1 упак. шок. печенья», — прочитала я.

И рассмеялась. Это именно то, что мне было нужно — реальная жизнь.

Оставив улыбающуюся Перри под ее деревом, я побежала за покупками. Теперь я знала, что, когда наступит понедельник, я смогу относиться к Эбнеру Кейну, его дому и его книге более разумно и спокойно. Я не позволю снова втянуть себя в этот кошмар.

Ни в коем случае.