Тайна монеты Каракаллы - Сергей Карпущенко Страница 14

Гамак был старый и растянувшийся чуть ли не до земли, но Кошмарик лежал в нем уже полтора часа. Закреплен был гамак на двух столбах рядом с верандой, вблизи от еще покрытых цветами яблонь. На голове Кошмарика были наушники, в зубах — сигарета. Иногда, когда гамак переставал качаться, Ленька производил всем телом короткое, но резкое движение, чем поддерживал гамак в состоянии качания, что благотворно отражалось на его теперешней напряженной умственной деятельности. Главным гвоздем его рассуждений была уверенность в том, что душитель, носивший в кармане штанов тысячу баксов (а возможно, и гораздо больше) является человеком очень состоятельным. Это раз.

Вторым гвоздем, забитым в систему Ленькиных рассуждений, было желание экспроприировать несколько монет или еще что-то очень ценное из богатств душителя. Третьим же гвоздем в программе Леньки был вывод: не найди он душителя и не уличи его как-нибудь в преступных делах, на пополнение своих финансовых ресурсов можно было не рассчитывать. Конечно, все это можно получить с помощью шантажа и вымогательства, но Ленька помнил, что шантажировал бы опасного преступника, и поэтому перед своей совестью он был чист.

Кошмарик пока не знал, как найдет душителя и как станет вымогать у него деньги. Пока он только очень хотел получить деньги и был твердо уверен в том, что ментам маньяка выдавать ни в коем случае нельзя. Душитель с наручниками на руках не представлял для Кошмарика никакого интереса. Но так ничего и не придумав для раскрытия преступника, Ленька принялся мечтать. В своих мечтаниях он являлся себе этаким крутым рокером, одетым в шипованную кожу, в высокие сапоги, на «Харлее-Дэвидсоне» с длинными, развевающимися на ветру волосами. Кошмарик, вцепившись руками в руль, несся куда-то, сам не зная куда, по широкой и ухоженной автостраде, не в России, конечно. Несся, обгоняя «бээмвэшки», «ауди» и прочие «мерседесы», и девушки из окон этих машин с восторгом смотрели на обгоняющего их Леньку.

Чей-то противный голос прорвался сквозь вопли рока в сознание Кошмарика:

— Эй, сатанист, снимай наушники, поговорить надо!

Ленька сдернул наушники, выключил плейер и увидел «вороньего констебля», стоявшего рядом с гамаком. Володя тоже был неподалеку — сидел за деревянным, грубо сколоченным столом с книгой. Кошмарик посмотрел на участкового без энтузиазма — он ведь мог лишить его заветной мечты. Вот поэтому Ленька, хоть и освободил свою голову от наушников, подниматься с гамака не спешил. Милиционер, заметив это, раздраженно и властно потребовал:

— А ну вставай быстрее! Я как-никак представитель закона! А закон уважать надо!

Кошмарик не очень испугался. С милицией он имел дело часто, а поэтому хорошо разбирался, кого и в каких случаях бояться. И он сказал с зевком:

— Во-первых, констебль, вы нанесли мне оскорбление, назвав сатанистом. А я не сатанист. Я — простой российский алисоман. Во-вторых, мне закона бояться нечего — я перед ним чист, как лесной ручей. Ну, тот, что на вашей горе бьет.

Участковый махнул рукой, присаживаясь за стол рядом с Володей:

— Ну ладно, ты еще свое схлопочешь, алисомант наглый! Мало тебя в детстве пороли…

Успокоившись и порывшись в своей папке, участковый извлек на свет Божий лист бумаги и заговорил:

— Вот заключение эксперта насчет характера повреждений троса, на котором этот… ну, дельтапланерист к своим крыльям прикреплен был. Вывод такой — трос был надкушен кусачками, но не до конца — оставалось какой-нибудь миллиметр перекусить, но его-то и оставил тот… не знаю кто. Надеялся, наверно, что в воздухе трос порвется и парнишка свалится.

Володя молчал. Когда два дня назад его приволокли к участковому, к «вороньему констеблю», он, боясь, что его поднимут на смех или просто не поверят, про запах одеколона ничего говорить не стал. Сказал, что подходил к тренеру перед полетами лишь потому, что, с детства боясь высоты, начал нервничать, вот и испросил отложить полеты. Володя предположил тогда, что трос, возможно, испортили другие дельтапланеристы, конкуренты грохнувшегося на землю Саши. Тренер стал кричать на него, говоря, что в их клубе нет никакой вражды, что он ему сейчас за такие слова морду набьет, но вмешался «вороний констебль», и Володю отпустили. Теперь же участковый сам явился и уселся рядом с ним.

— Ну и зачем вы мне об этом говорите? — спросил Володя, указывая на лист бумаги с заключением эксперта.

Милиционер, сдвинув на затылок фуражку, как-то смущенно произнес:

— Знаешь, Вова, слишком много каких-то совпадений…

— Каких таких совпадений? — холодно спросил Володя, который долго думал о монете, о перекушенном тросе, о запахе, но, ничего толкового не придумав, решил обо всем забыть и ни во что не вмешиваться. Оставалось прожить на этой дурацкой горе около двадцати дней, потом он уедет отсюда и никогда больше не вспомнит о ней. — Так о каких совпадениях вы говорите? — повторил вопрос Володя, не получив ответа.

— Ты знаешь, — как-то примирительно сказал участковый, — хочу тебя обо всем подробней расспросить. Тогда поторопился я — решил, что ты все придумал.

«Ага! — со злорадством подумал Володя. — Исправляешься, „вороний констебль“!»

— Да ничего такого и не было, — пожал он плечами, решив играть роль человека, которому все до лампочки.

— Как же не было? Я ведь сам видел у тебя тогда пятна на шее, — с мягкой настойчивостью возразил участковый. — Да и вел ты себя как-то странно, очень волновался. Нет, ты уж мне еще раз все по порядку расскажи.