Огненный шторм - Дэвид Класс Страница 14

Обхожусь без реквизита — оставляю очки и тросточку в купе. Бегу по поезду. Осматриваю вагон за вагоном. Джинни, где ты? Что ты хотела мне сказать? Добегаю до вагона-ресторана. Люди едят бутерброды. Читают газеты. Пахнет черствым хлебом и пивом. Не самый аппетитный запах на свете, но под ложечкой начинает сосать.

Бур-бур. Последнее, что я ел, был хот-дог в Риверсайд-парке. Вчерашний бутерброд — это то, что надо.

Вижу проводника. Старый. Сутулый. Усталый и задерганный. Лицо восковое. Компостирует билеты.

— Извините, сэр. Я ищу Джинни. Она проводница в этом поезде, а я…

— Роулингз, — цедит он углом рта, как будто ему приходится отвечать на несколько тысяч дурацких вопросов в день и он не желает ради этого разлеплять губы.

— Простите, я не расслышал.

— Вирджиния Роулингз. Следующий вагон, последняя дверь налево.

Бегу в следующий вагон. Нахожу последнюю дверь. Стучу. Тишина.

Приоткрываю дверь.

— Джинни?

Голос из полумрака:

— Отвали.

— Это я. Я, Смит.

— Я знаю, кто ты. Проваливай, гад ползучий.

Заглядываю внутрь. Кладовая. Постельное белье. Одеяла.

Джинни сидит, притулившись к стопке подушек, возле единственного оконца. И пытается выплакать свои большие карие глаза.

Вхожу в кладовую. Закрываю дверь за собой.

— Честно говоря, меня зовут не Смит. И я не слепой.

— Ах, как интересно, просто с ума сойти!

Сарказм меня освежает. Подхожу поближе.

— Понимаю, это звучит пошло, но я не могу видеть, как женщина плачет.

— Ну так проваливай ко всем чертям.

— Расскажите, что вас огорчило.

— Нет, — отвечает она.

— Простите, я был с вами груб. Можно мне сесть рядом с вами?

— Нет.

— Не из тех ли вы девушек, которые говорят «нет», а подразумевают «да»?

Она поднимает голову.

— Нет. То есть да, я не из таких. Не сбивай меня с толку! Мне и так хуже некуда.

— Нас таких двое, — говорю я и сажусь рядом. Плечо к плечу.

Джинни перестает плакать. Мы смотрим в оконце на мелькающий мимо пейзаж.

Отравленные болота сменились полями и лесами. Напоминаю себе, что это штат-житница. В небе полыхает симпатичный октябрьский закат. До самого горизонта тянутся пурпурные борозды облаков — как будто небо тоже распахали.

— «Когда зарею облака в тени и пламенеет жнивий полукружье…» — шепчу я.

— Что?

— Ничего.

— Стихи, что ли?

— Да… — Я запинаюсь. — «Ода Осени». Джон Китс. [7]

— Я слышала эту фамилию, — говорит Джинни.

Не понимаю, сарказм это или уже нет. Кажется, нет.

— Это один из моих любимых поэтов, — говорю я. — По-моему, среди английских поэтов никто не умел так музыкально строить фразу. Он сочинил поэму, обращенную к осени, — как будто разговаривает со временем года. И там есть строчка про облака в тени. Этот пейзаж мне ее напомнил. Извините. Это я не выпендривался.

Джинни немного успокаивается. Прижимается плечом ко мне. Я чувствую тепло ее тела сквозь форменный рукав.

— Не молчи, — просит она. — Говори.

Я чувствую, что от нее что-то исходит. Не понимаю что. Печаль? Гнев? Раскаяние? Не разобрать.

Поэтому я продолжаю болтать о стихах:

— Китс говорит Осени, что она не должна завидовать Весне, ведь у Осени своя, особенная музыка. Печально поют мошки. Стрекочут сверчки. На склонах блеют подросшие барашки. — Слышу, что заговорился, и пожимаю плечами. — Китс описывает все это гораздо красивее.

— Ты нормально все это описываешь, — тихо произносит Джинни. — Говори. Пожалуйста.

— Да и все, собственно, — отвечаю я. — Китс написал всего несколько стихотворений. Исторг их в пароксизме гениальности, когда ему было чуть за двадцать. А потом заболел. Поехал в Италию, чтобы поправить здоровье. Умер в Риме. Ему было двадцать пять лет. Раньше я часто думал о том, что он был такой молодой. Представляете — умереть в двадцать пять лет? Ни семьи. Ни детей. А теперь мне кажется, что это такая долгая жизнь. Мне бы до девятнадцати дотянуть — и то счастье. — Голос у меня прерывается. Замолкаю. И так болтаю слишком много.

В купе тишина. Дыхание Джинни. Перестук колес. За окном зарею облака в тени над нью-джерсийским сосновым лесом.

— Я когда тебя увидела, сразу поняла, что у тебя беда, — шепчет Джинни.

— Откуда вы узнали?

— За мной тоже охотились, — признается она.