Пончик идет по следу - Карен Арутюнянц Страница 12

Неспокойный он. Лесной. С кисточками на ушах. И с дурными манерами. Молодой ещё.

Вот, например, запрыгнет на форточку и дремлет полдня. А я волнуюсь — вдруг сквозняком сдует. Всякое бывает.

Прав был мой приятель Сенька, — он в жизни многое повидал, он ведь крыса, ему доверять можно, — когда сказал: «Не всё котам маслица, их кефиром дрессировать нужно». Хотел я у него спросить: «Как это — кефиром?», да Сенька побежал на прогулочный катер пароходной крысой устраиваться. Плавает сейчас где-то по реке матросом. Бьёт склянки. Я, дурачок, раньше думал, что на кораблях бутылки бьют разные. А мне хозяин объяснил, что такое «бить склянки». Это значит — в судовой колокол бить каждые полчаса, чтобы время знать, и стеклянные песочные часы при этом переворачивать. Такая вот морская наука…

Эх, тоскливо без друзей. Никаких тебе приключений.

Один я сегодня. Не считая Лаврика, конечно. Да какой из него друг.

Хозяин на работе. Вернётся только завтра утром. Он в ночной смене. Работает в банке водителем у банкира — хозяина моей подружки — болонки Девочки. А Девочка сейчас в кругосветном путешествии со своим хозяином. Вернётся только осенью.

Хотя осень скоро, ждать осталось недолго. Вон тучки набежали — холодные, северные. И солнце вмиг загрустило. И собаки солнечные, наверное, завыли на солнечную луну. Повыть, что ли?..

Ой!.. Эй!.. Ты чего? Кот!.. Лаврик! Держись!!!

Сквозняком захлопывает форточку, и… Лаврик, кувыркнувшись в воздухе, летит вниз с нашего шестого этажа! Сорвался! Ужас!

От неожиданности я даже не лаю. Я в шоке!

Я бросаюсь на окно, скребу когтями по стеклу, повизгиваю, только всё это ерунда! Разве ж этим Лаврику поможешь?!

Я бегу к входной двери, но ведь она закрыта! На замок!

Глупый я, глупый, недосмотрел, не предотвратил беду! Что делать, как быть? Лежит наш котик внизу, разбитый в лепёшку… Ой-ой-ой! Я даже думать об этом не хочу.

Пускай он упал не на тротуар! Пускай лежит на травке, только лапку сломал, или — нет! Просто потерял сознание. Сейчас я что-нибудь придумаю! Надо взять себя в лапы.

— Хоз-зяин!.. — бормочу я. — Помоги! Подскажи!

В тяжёлую минуту я всегда обращаюсь за помощью к мужественному образу хозяина. И тогда своим внутренним взором вижу, как он подмигивает мне: «Не дрейфь, Пончик! Всё путём! Ты же умный пёс! Думай, думай!..»

Сквозняк! Как я сразу не догадался?! Значит, открыта балконная дверь!

Я бегу к ней, она поскрипывает на ветру, я распахиваю её носом и оказываюсь снаружи. Так! Что дальше? Ага!

Я вспрыгиваю на табуретку, с табуретки — на старый шкафчик, со шкафчика… у меня замирает сердце и кружится голова, но я упираюсь передними лапами в перила. Если я встану на них задними лапами и пойду по перилам, я смогу перебраться на соседний балкон к старушке Нине Петровне, а она всегда дома, потому что она пенсионерка и работать больше не желает, а желает только смотреть сериалы про животных, а по утрам кормить голубей и воробьёв пшёнкой, нежареными семечками и несолёным салом…

О чём я думаю? При чём здесь несолёное сало?! Вперёд, жалкий трус!

Меня бьёт озноб, правая лапа скользит вправо, а левая — влево, я поджимаю хвост. И всё-таки я собираюсь с духом, чтобы встать на узкие перила всеми четырьмя лапами.

Есть! Теперь главное — не смотреть вниз.

А даже если и смотреть, то представлять, будто я прогуливаюсь по полянке, по такой узенькой тропиночке, а вокруг порхают бабочки и сидят на траве, и ни в коем случае нельзя сойти с этой самой тропинки, чтоб не наступить ни на одну из прекрасных бабочек — белых, жёлтых, красных, синих… Ай!

Что-то синее, судя по запаху — носок, принесло ветром и прибило к моим глазам.

Я ничего не вижу, я пытаюсь стряхнуть эту штуковину, но ветер дует ещё сильнее, и синий носок теперь становится частью моей головы. Идти дальше я не могу, но и стоять тоже не представляется никакой возможности! И тут, на моё счастье, носок сдвигается к носу, я подхватываю его языком, стягиваю зубами и с облегчением сплёвываю.

Фу, какая гадость, его что — никогда не стирали? Люди, будьте чистоплотны! Иначе с вашими носками можно голову потерять!

Так! Не отвлекаться! Если я буду ползти как черепаха, я никогда не доберусь до соседнего балкона, в лучшем случае, я спрыгну на наш балкон, в худшем… Не будем о худшем.

«Ну же, Пончик! Ну! — раздаётся у меня в голове внутренний голос, так похожий на голос хозяина. — Вперёд!»

Я даже не успеваю удивиться собственной смелости, потому что, неожиданно ловко просеменив по оставшейся половине перил, отталкиваюсь от них задними лапами и мгновение спустя передними приземляюсь на балконе Нины Петровны!

Ура! Здорово у меня получилось! Прямо сейчас в Министерство по чрезвычайным ситуациям — служебным псом.

Так, Пончик! Думай о главном! О коте, которого надо спасти!

Дверь в комнату приоткрыта, но я не решаюсь войти — вдруг напугаю старушку, упадёт в обморок, и что тогда? Кто меня выпустит из дома?

Я лаю громко и нетерпеливо. За дверным стеклом появляется изумлённое и чуть испуганное лицо Нины Петровны.

— Пончик! Пончик! Это ты, Пончик? Как ты сюда попал?

Я вовсю виляю хвостом. Да я это, я! Кто же ещё?

Старушка распахивает дверь, и я врываюсь в комнату. Где выход в этой заставленной шкафами квартире?

Нина Петровна, охая да ахая, торопится следом.

Вот он выход! Скорее, старушка, у меня нет времени на твои причитания!

— Как ты оказался на моём балконе? Пончик!

«Прилетел!» — хочется крикнуть мне, но я повизгиваю и поскуливаю и всем своим видом даю понять недоумевающей старушке, чтобы она поскорее открыла дверь и выпустила меня. Там Лаврик погибает! Ему помощь нужна!

— Бедная собачка! — причитает старушка. — Что же с тобой утром не вышли? Сейчас, мой хороший!

Наконец Нина Петровна щёлкает замком, и я уже несусь по лестнице вниз, перепрыгивая через половину ступенек. Я ещё никогда так не спешил.

Ах ты, ёлки-палки, лес густой! Дверь-то у нас в подъезде на домофоне — самому не открыть, я бегу назад. Нина Петровна ещё не успела закрыть дверь квартиры, стоит — прислушивается, а тут снова я.

— Как же я забыла, милый? — сконфуженно лопочет старушка, вспомнив про домофон. — Да погоди ты, не путайся под ногами. Поехали на лифте.

О нет! Лифт — это ужас! Это чёрный-чёрный-чёрный гроб на колёсиках из страшилки, которую я как-то раз подслушал вечером на детской площадке. Лифт открывается и закрывается сам по себе, когда хочет или когда тычут пальцем в кнопку. Ах уж эти кнопки, всюду они понатыканы, и как часто жизнь и свобода зависят от этих металлических, пластмассовых, чёрных, белых, красных кнопок!