Первокурсница - Виктория Ледерман Страница 12

– Мне не жалко, бери. С матерью тебе разбираться.

– Ничего, разберусь, – бесстрашно ответила я.

Дед поймал нужного котенка и подал мне. Я расстегнулась и посадила его за пазуху. Котенок тут же принялся выбираться, цепляясь за свитер острыми коготками. Я выбежала из квартиры, придерживая его руками. Он тыкался в мою ладонь влажным носиком и отчаянно мяукал. Я вдруг почувствовала себя такой счастливой, оттого что этот маленький зверек принадлежит теперь мне, и решила во что бы то ни стало отвоевать его. У меня еще никогда, ни разу в жизни не было такого крохотного существа, о котором я могла бы заботиться. Сколько раз я просила собаку, кошку или хотя бы хомяка, но все мои мольбы оканчивались холодным маминым «Никогда!». Максимум, на что она дала согласие, – это рыбки. Только их ведь не потискаешь в руках и не погладишь. И не поговоришь, когда тебе одиноко. Но теперь в моей душе поднимал голову бунтарь-одиночка, и я была готова сражаться хоть с тридцатью мамами сразу за право быть счастливой.

Выскочив на крыльцо, я увидела, что Санина машина стоит все на том же месте. Не уехал. Ну надо же! Я уж и думать о нем забыла. Сначала я хотела гордо прошествовать мимо и сесть в маршрутку, но вспомнила, что у меня совсем нет денег, да и путешествие на общественном транспорте с орущим котенком за пазухой как-то не привлекало. Поэтому я открыла заднюю дверцу и с достоинством уселась на сиденье.

Саня обернулся:

– Кто это у тебя там верещит?

– Забайкальский хомячок, – сказала я. – Экспериментальный образец.

– Свидание у тебя какое-то стремительное, – хмыкнул он. – Вы со своим любимым человеком всегда так быстро управляетесь?

– Всегда, – ледяным тоном ответила я. – Поехали, шеф.

Саня развернулся и выехал на шоссе. Я без остановки гладила и баюкала котенка, и он наконец замолчал. Поурчал немного, тыкаясь мне в подмышку, потом выбрался наружу и отправился обследовать окрестности. А я погрузилась в свои невеселые думы… Особенно бередил душу скандал с мамой. Мы, конечно, и раньше ссорились, но никогда она на меня так страшно не кричала.

– Мя-а-а-у! – раздался вдруг истошный вопль, переходящий в натуральный предсмертный хрип. И практически одновременно с ним прозвучал Санин крик:

– А-а-а! Какого лешего!

Машину понесло к обочине. Со всех сторон пронзительно загудели. Я инстинктивно опустила голову и закрыла ее руками в ожидании страшного удара. Удивительно, что за сотую долю секунды я в мыслях успела пережить аварию, остаться калекой на всю жизнь, переехать к Кириллу, который согласился ухаживать за мной до конца моих дней, пожалеть, что не смогу побывать на могилке у Сани, чтобы положить цветы на памятник…

Несильный, но довольно ощутимый удар раздался, когда я уже освоила мысленно передвижение на инвалидной коляске и первый раз самостоятельно выехала на ней во двор. Меня мотнуло вперед, вплотную прижало к переднему сиденью, потом откинуло на место. Машина замерла, наступила тишина. Несколько секунд спустя, еще не вполне успев осознать, что самое страшное позади, я услышала напряженный голос Сани:

– Ты чего, Алька, совсем ку-ку?! Ты что вытворяешь?

Я медленно выпрямилась, прислушиваясь к ощущениям в организме. Вдруг что-то сломано или оторвано, а я в шоке этого не замечаю. Нет, кажется, все на месте. Ничего не болит, руки-ноги двигаются.

– Цела? – снова спросил Саня. – Шишек не набила?

– Нет, – машинально отозвалась я. – Что это было? Кто в нас врезался?

– Кто врезался? – нервно хмыкнул парень. – Мы врезались. Хорошо, что в сугроб, а не во встречную машину. Чудом увернулся. Ну и шуточки у тебя.

– А я-то при чем? – изумилась я. – Если рулить не научился, нечего других обвинять!

– Ты зачем своего кота мне под педаль подсунула?

Тут я вспомнила истошный кошачий вопль, который предшествовал нашей аварии. Какой ужас! Котенок! Он, видимо, спрыгнул вниз, пролез под сиденьем и забрался Сане в ноги. А тот наступил на него со всей дури. Много ли надо такому малышу? Как он страшно захрипел, бедненький! В этом здоровом лосе, небось, килограмм девяносто весу! Он раздавил моего котенка! Того самого, которого я собралась защищать от мамы до последней капли крови. Мой маленький пушистый рыжий зверек, который так доверчиво тыкался в мою ладошку и которого я собиралась назвать Анфиской, окажись он девочкой. У меня потемнело в глазах, и я коршуном налетела на Саню, отчаянно крича:

– Где моя Анфиска? Отвечай сейчас же! Где она?

– Какая еще Анфиска? – опешил тот.

– Разве я для того ее взяла, чтобы ты ее убил? Живодер! Взял и растоптал ее, как червяка!

– Ты чокнулась?! Я из-за твоей кошки машину разбил!

– Плевать, это всего лишь железка. А ты убил живое существо!

– Следить надо за своим живым существом, а не ворон по сторонам считать! – разозлился Саня и вышел из машины.

– Эх, и ни фига себе! – донеслось до меня. – Тысяч на десять потянет. Удружила, нечего сказать.

Я выбралась наружу, не обращая внимания на гневные реплики моего раздосадованного приятеля, присела на корточки и заглянула под водительское кресло. Пусто. Я обошла машину, открыла переднюю дверцу и заглянула под другое сиденье. Мне едва удалось разглядеть крохотный неподвижный комочек. Я протянула руку, и из-под сиденья раздалось угрожающее шипение. «Жива!» – обрадовалась я и с трудом вытащила упирающуюся всеми четырьмя лапами взъерошенную Анфиску.

– Нашла, что ли? – подошел Саня. – Ничего с ним не случилось, зря беспокоилась. Подумаешь, придавил чуть-чуть. У кошки десять жизней.

Я посадила Анфиску за пазуху и сказала:

– Никогда больше ко мне не подходи! Понял? Видеть тебя не хочу.

– Куда ты? Мы же еще не доехали.

– Спасибо, накаталась!

– Сама же виновата. Разве можно пускать животных гулять по салону?

Я развернулась и, демонстративно постукивая каблуками по обледенелому асфальту, пошла прочь. До моего дома осталось меньше двух кварталов, если идти дворами, а не по шоссе. Но Сане об этом знать не обязательно. Пусть мучается угрызениями совести, что я топала пешком в такой мороз целых три остановки, да еще практически ночью.

Когда я вернулась, мама уже легла или сделала вид, что легла. Свет в ее комнате не горел, и телевизора слышно не было. Мне даже стало обидно – время одиннадцать, дочери нет, а мамуля дрыхнет себе и в ус не дует! А если со мной что-то произошло? Ведь я же сказала ей, когда убегала, что она меня больше не увидит. Такое равнодушие пришлось мне не по душе, но сейчас было очень кстати. Я тайком пронесла Анфиску в свою комнату, решив, что сейчас нужно взять тайм-аут и набраться сил для продолжения войны. Потому что если волосы не вернуть, то выбросить кошку маме вполне по силам, и она должна узнать о животном в доме как можно позже.