Дети железной дороги - Эдит Несбит Страница 12

Мама встала из-за стола, наполнила чайник водой и только потом ответила:

– Никому в целом свете не была я так дорога, и никто меня так не любил, как моя мама.

Она опять замолчала, и лицо у нее стало грустным, а Филлис получила под столом весьма ощутимый пинок ногой от Бобби, которой была совершенно понятна причина маминой грусти. Мама ведь сейчас задумалась не только о собственном детстве, когда была для своей мамы всем и могла прибежать к ней с любыми своими горестями. Бобби уже догадывалась, что и взрослым тоже порой очень хочется поделиться с мамами своими тревогами, и мама, наверное, этого очень хотела бы, если бы ее мама была жива. Но их бабушка, а ее мама, уже умерла, и она, разумеется, не могла вспоминать об этом без грусти. А заставила вспоминать ее Филлис, за что Бобби и пнула ее ногой. И Филлис, конечно, тут же громко осведомилась:

– Зачем ты меня пинаешь, Боб?

Мама невесело усмехнулась.

– Ладно уж, будь по-вашему, – выдохнула она. – Только сперва убедитесь наверняка, что идете по стороне встречного поезда. И не ходите по рельсам возле туннеля и близко от поворотов.

– Поезда, точно так же как кебы и остальной транспорт, держатся левой стороны[1], – солидно произнес Питер. – Значит, если мы будем ходить по правой, то всегда только навстречу поезду.

– Молодец, – похвалила мама.

Полагаю, многие посчитают, что она не должна была уступать. Но ведь ей вспомнилось время, когда сама она была девочкой, и она уступила. И ни дети ее, ни кто-либо вообще в этом мире не смогут понять, чего ей стоило согласиться с ними. Разве очень чутким натурам, вроде таких, как Бобби, станут ясны ее чувства, да и то не совсем.

А на другой день маме пришлось лечь в постель. Голова и горло у нее страшно болели, руки были горячие-прегорячие, и есть она ничего не могла.

– Я бы на вашем месте, мадам, послала за доктором, – посоветовала ей миссис Вайни. – Нынче в нашей округе куча всякой заразы ходит. Старшенькая моей сестры точно так же вот простыла, а после инфекция ей в нутро пробралась, и уж два года теперь в себя не может прийти.

Мама сперва о враче не желала и слышать, но к вечеру почувствовала себя настолько хуже, что Питер был послан в деревню, где находился дом, возле ворот которого росли три дерева под названием «золотой дождь», а на самих воротах блестела начищенная медью табличка: «У. У. Форрест – доктор медицины».

У. У. Форрест – доктор медицины моментально отправился на вызов и по дороге вел оживленный и содержательный разговор с Питером, которому показался не только очаровательным, но и редкостно здравомыслящим человеком. Его интересовала не всякая там занудная ерунда, а действительно важные вещи, и в пути они обсуждали железные дороги и кроликов.

Маме доктор поставил диагноз: грипп.

Выйдя из ее комнаты, он обратился в прихожей к Бобби:

– Ну, леди самая серьезная, полагаю, у вас нет возражений побыть здесь старшей медсестрой?

– Разумеется, – подтвердила она.

– Тогда позвольте мне дать вам кое-какие рекомендации. Маме нужно тепло, поэтому не давайте огню в камине погаснуть. Приготовьте ей крепкий горячий бульон, чтобы сразу ей дать его, как только у нее снизится температура. Пока же ей можно давать виноград, бульон послабее, содовую воду и молоко. Неплохо бы и немного бренди, только дешевое не покупайте, потому что оно опасней отравы.

Бобби со свойственной ей обстоятельностью попросила доктора все это записать и, когда он ушел, показала рекомендации маме. Она прочитала и засмеялась совсем не тем звонким веселым смехом, который привыкла Бобби слышать у мамы, а каким-то чужим, очень тихим и хриплым.

– Глупости, – глухо проговорила она, откинувшись на подушку, и глаза у нее блестели, как две огромные бусины. – Я не могу позволить себе всю эту совершенно излишнюю ерунду. Пусть миссис Вайни попросту сварит два фунта бараньей шеи. Мясо вам на обед пойдет, а я смогу съесть бульон. А сейчас, моя милая, принеси попить и оботри, пожалуйста, влажной губкой мне руки.

Бобби немедленно выполнила и то и другое и, когда маме стало немножечко легче, спустилась к сестре и брату и начала им рассказывать, что посоветовал доктор и что ответила мама, и щеки ее при этом пылали, губы были поджаты, а глаза блестели почти так же сильно, как мамины.

– И теперь, – продолжала она, – только мы с вами можем решить, как поступим дальше. У меня есть шиллинг на баранину.

– Да обойдемся мы запросто без этой дурацкой баранины, – заявил Питер. – Хлеба и молока совершенно достаточно для поддержания жизненных сил организма. Вот на необитаемом острове люди вообще на совершеннейшей ерунде выживали.

– Правильно, – согласилась Бобби и попросила миссис Вайни сходить в деревню, чтобы приобрести там на шиллинг как можно больше бренди, содовой воды и говяжьего бульона.

– А вот больше у нас все равно ни на что денег нет, даже если мы вовсе ничего есть не будем, – сказала Филлис.

– Да, – подтвердила Бобби. – Сэкономить нам больше не на чем. Значит, надо найти какой-нибудь другой способ. Давайте-ка изо всех сил подумаем.

И они сперва начали думать, а потом делиться друг с другом своими мыслями. А когда Бобби опять отправилась подежурить возле мамы на случай, чтобы быть рядом, если ей что-то понадобится, Питер и Филлис, оставшиеся внизу, посвятили себя очень важному делу с участием белой простыни, ножниц, кисточки и банки черного брунсвикского лака, который миссис Вайни применяла обычно для подновления каминных решеток. С первой попытки они не смогли воплотить задуманное, а для второй им понадобилась еще одна простыня, и, вынимая ее из шкафа, они не задумались, что постельное белье тоже стоит немалых денег. Им тогда было просто не до того, потому что они осуществляли потрясающую… Впрочем, о том, какая идея их осенила, речь пойдет несколько позже.

Кровать Бобби перетащили в мамину комнату. Несколько раз в течение ночи она поднималась. То надо было подбросить уголь в камин, то напоить маму молоком с содовой. Мама часто что-то произносила, но это были бессвязные речи, и обращалась она не к Бобби, а словно к кому-то невидимому. Однажды она открыла глаза и начала громко звать:

– Мама! Мама!

Бобби, конечно, сразу же поняла, что это она зовет их бабушку, что совершенно бессмысленно, ибо бабушка их давно умерла.

К утру жар у мамы немного понизился, и она, очнувшись, позвала дочь. Выскочив из кровати, Бобби к ней подбежала.

– Наверное, я очень долго спала, – сказала она. – Воображаю, как ты устала, мой бедный утеночек. Мне очень жаль, что я доставляю тебе так много хлопот.

– Хлопот! – Бобби не удержалась и всхлипнула.

– Нет уж, плакать тебе совершенно не надо. Через день, в крайнем случае, через два я буду в полном порядке, – заверила мама.