Степной ветер - Ирина Дегтярева Страница 11

– А как же вы, кубанцы, в Ростовскую область перебрались? Я слышал, что, наоборот, массово из Ростовской области на Кубань казаки уезжали. Там же чернозем. А здесь земли тяжелые.

Гости налегали на раков и шашлык, но слушали с интересом.

– Во время Гражданской войны на Дон подались да так и осели. На хуторе нас, как дед Мирон рассказывал, приняли хорошо. Таких, как мы, несколько семей с Кубани бежало. Здешний хутор на отшибе, далеко в стороне от остальных, в степи, красные его стороной обходили. Он и от Дона неблизко. А железная дорога по ту сторону реки. Не стратегический пункт. Сюда и советская власть позже пришла, и без губительных репрессий обошлось, тихо-мирно. Отец нашего деда Мирона, Петр Михайлович, мой тезка, царствие ему небесное, – дальновидный дядька был. И свою семью спас, и других сюда привел. Его уважали станичники, послушались его совета и спаслись.

– У вас, я вижу, Михаилов в семье много, из поколения в поколение. Вот и младший Михайло подрастает, – заметил пожилой корреспондент.

– Считалось, что архангел Михаил – покровитель нашего рода. У нас в доме есть старинные иконы с его ликом. Их прятали во время советской власти, а теперь они у нас, как и положено, висят в красном углу.

Даже Юрка прислушивался, хотя до этого читал книгу, лежащую у него на коленях под столом. Выглядел в меру загорелым, хотя все лето торчал в саду, в тени деревьев. Никто бы не подумал, что он книголюб, да такой ярый! Читал Юрка все подряд: газеты, журналы, книги. Если вдруг у него за столом отбирали книгу, он принимался читать состав молока, конфет, которые лежали на столе. Тетка даже водила его к врачу-невропатологу. Но врач сказал, что мальчишка, уж во всяком случае, нормальнее ее самой, просто любит читать. Главное, чтобы он высыпался и не читал по ночам. Тетка обиделась на врача. Вместе с дядей Гришей они махнули на сына рукой и записали его в хуторскую библиотеку. А Мишкин отец при любой возможности покупал ему книги.

Внешне Юрка был очень похож на Петра Михайловича – белобрысый, стройный, выше Мишки на полголовы. Но скучный. Играть он ни во что не хотел: его, как магнитом, притягивали буквы, сложенные в слова. Мишка оторвал взгляд от брата и услышал последнюю фразу отца.

– Что-то и у деда Мирона осталось.

– Что? – влез он в разговор.

– Иконы, – шепнула тетка и урезонила вполголоса: – Не встревай, когда старшие разговаривают! Дети, идите лучше погуляйте, – предложила она.

Но никто и с места не сдвинулся: шел интересный разговор, а дядя Гриша в большом чане на костре варил новую порцию раков и жарил шашлык. Вместе с дымком костра и запахом жареного мяса по всему саду разливались ароматы цветов и травы́. Степь за садом дышала, как большая печь, горячим воздухом и сухими травами, высушенными в ней.

Разговоры текли неспешно до вечера. Закипел самовар. Отец не признавал электрических чайников. Заварили чай со смородиновым листом и пили его со смородиновым кисловатым и приторно-сладким клубничным вареньем и свежим хлебом, испеченным теткой утром.

Гости уехали на машине, шумно попрощавшись, и продолжали благодарить хозяйку, высовываясь из открытых окон.

Обалдевшего от событий Мишку тетка загнала в душ. Он активно помогал при изготовлении шашлыка, дул на угли и здорово закоптился.

У них в саду стоял почти такой же летний душ, как у трудовика, но только с брезентовыми шторами, более капитальный. Мишке он особенно нравился, потому что его привезли армейские товарищи отца, с которыми он вместе служил в спецназе в юности, сразу после школы.

От этого душа веяло приключениями. Он путешествовал с военными по горам и лесам. (Хотя душ был новый, со склада, Мишке хотелось так думать.) Парень воображал себя спецназовцем, пока намыливался, подставлял голову под горячие струи, лившиеся сверху из металлической лейки. Мишка каждый раз смотрел благоговейно на синеватый штемпель со складскими данными – он символизировал принадлежность к другому миру, сильному и загадочному.

– Ты скоро? – нетерпеливо подал голос из-за шторы дядя Гриша. Он сидел рядом на скамеечке и курил. Дым вползал под шторку, и от этого внутри было еще загадочнее и вылезать не хотелось. – Давай живей, кому говорят? – Дядя уже сердился, и Мишка неохотно вышел.

В одних трусах и шлепках прибежал домой и, плюхнувшись животом на полосатый вязаный половик, полез под кровать. Там в картонной коробке лежали старые игрушки: пистолеты, машинки и барабан. Мишка давно к ним охладел. Его больше сейчас привлекали настоящие вещи: бинокль, нож, шашка, выданная отцу напрокат дедом Мироном… Шашка!

Мишка забыл, зачем полез, медленно выбрался из-под кровати и взглянул на нее. На цветастом сине-желтом покрывале лежала она. Шашка. Видимо, когда отец с гостями приехал с конезавода, он бросил ее второпях на кровать.

Потапыч взял шашку в руки. Вытащил из черных ножен, медленно, с легким шорохом, и осмотрел, чуть изогнутую, темную. Ею, наверное, не одного врага зарубили – настоящая. Головку черной рукояти украшал орнамент из листьев, создававший венок, внутри которого тускло поблескивала буква «Н» с красивыми завитушками.

С трудом Мишка удерживал отцовскую шашку в руках.

– Тяжелая! – с восторгом изумился он.

Ножны упали на пол с деревянным стуком. Потапыч с испугом бросился их поднимать и понял, что они деревянные, обтянутые черной кожей. К счастью, от удара с ними ничего не случилось. Но когда Мишка поднимался с корточек, он нечаянно чиркнул шашкой себя по ноге, пониже колена. Сначала совсем ничего не почувствовал, однако кровь вдруг проступила и, накопившись у нижнего края царапины, заструилась к ступне. Мишка поскакал на одной ноге на террасу, смыл кровь у раковины, из шкафчика достал перекись водорода и кусок ваты.

– Чем это ты благословился? – Отец зашел на террасу, разулся и снял портупею, бросив ее на круглый стол, стоявший под большим оранжевым абажуром. – Случайно, не шашкой? Чего краснеешь?.. С тобой как на вулкане, Михаил! Возраст у тебя переходный, что ли?

– Ничего не переходный. – Мишка поморщился, приложив к ране вату, пропитанную перекисью. – Острая, зараза!

– А ты думал! Спасибо, что совсем не зарезался. С тебя станется! – Отец ушел в комнату, хлопнув дверью.

Мишка снова устремился к своей кровати, но шашки там уже не было. Он успел ее как следует рассмотреть и потому не расстроился. Опять полез под кровать. Там, за ящиком с игрушками, он спрятал газетный кулек с порошком из газырей.

Зашуршал бумагой и подсветил фонариком. Догадка, что это могут быть крошки от табака, пришедшая ему на ум, когда мылся в душе, явно была неверной. Если только какой-нибудь закаменевший от времени табак.

– Чем ты там шуршишь? Не моей ли оборванной газетой? – заглянул к нему отец.

– Нет! – Мишка испуганно дернулся и ударился головой о сетку, которая аж загудела.